Цицерон и греческая культура
В одном из писем к своему брату Квинту Цицерон, уже умудренный опытом оратор и государственный деятель, давая, быть может, не столь гуманные, сколь дальновидные советы по управлению провинцией, подчеркивает: «…то, чего мы достигли, мы получили благодаря наукам и искусствам, которые переданы нам в памятниках и учениях Греции».
Несмотря на свою склонность к риторическим преувеличениям, Цицерон этим признанием раскрыл одну из существенных сторон своего мировоззрения, одну из заповедей своей жизни. Эллинизм, широкая образованность, которую греки называли παιδεία, настолько пропитали все созданное гениальным оратором, что подчас невозможно отделить его собственные взгляды от впитанных им со школьной скамьи идей его греческих наставников. Цицерон в такой степени усвоил, сделал своими эти идеи, что мог свободно использовать их в своих политических интересах. Вопреки мнению Горация, говорившего о духовном пленении Лация греками (Ер. II, 1, 156–157), Рим стал подлинным властелином не только свободы эллинов, но и эллинской культуры. Хозяйской рукой он извлекал из ее кладовых одни сокровища, а другие, возможно и очень ценные, но ненужные ему, прятал.
Так частный вопрос об отношении Цицерона к греческой культуре перерастает в общий вопрос о ее влиянии на римскую цивилизацию. В Цицероне переплелась почти вся, пусть неглубокая, но обширная римская и греческая культура его времени, к которой он охотно и щедро приобщал своих соотечественников.
Близок к нему другой общий вопрос – вопрос о единстве греко-римской цивилизации, о пользе и значении культурного обмена, не ущемляющего национального достоинства и интересов народов. В то же время – это вопрос о самобытности римской литературы и ее исторической роли в формировании новой европейской культуры, которой она передала античное наследие.
Наконец, слова и дела Цицерона заставляют задуматься о нашем долге перед античностью и о связях с чужими культурами. По справедливому замечанию Ф. Ф. Зелинского Цицерон принадлежит к числу тех немногих в истории культуры личностей, чья настоящая жизнь начинается после физической смерти. Духовные ценности, питающие нашу современность, имеют глубокие корни, и смешны попытки отдельных невежд обрубить эти живительные связи или сделать вид, будто прошлое их не касается. Настоящее и давно прошедшее находятся в диалектической связи, острые вопросы, поднятые еще в далекой античности, близки и поучительны для всех тех, кому по-настоящему дороги судьбы мира.
