Успенская и Никольская церкви

Успенский костел расположен не на высшей точке местности, как это делалось обычно, а на береговом склоне Западной Двины, около находившейся некогда поблизости рыночной площади и древней пристани судов. Храм ограничен восьмигранной территорией, обнесенной невысокой каменной стеной со встроенными четырьмя нишами и изящными воротами-порталом на западной стороне.

Впечатление от Успенской церкви Придруйска во многом зависит от того, с какой точки мы всматриваемся в собор. Если встреча с памятником состоится в пути через Двину, то первое, что мы увидим, — две относительно приземистые башни, с плоскими конусами крыш и высоким щипцом между ними. Щипец покажется претенциозно высоким, далеко выходящим за пределы своего функционального предназначения: прикрыть крутой фронтон крыши храма.

Архитектурный образ ощутимо диссонирует с окружающим ландшафтом. И не случайно. Барочные костелы Латгалии несут на себе печать неспокойного времени иезуитской контрреформации. Церковь представляется не столько домом умиротворения души, сколько бастионом сражений. Г. Вёльфлин — известный исследователь барокко — пишет: «Барокко не дает счастливого бытия; его тема — бытие возникающее, переходящее, не дающее успокоения, неудовлетворенное и не знающее покоя. Настроение не разрешается, а переходит в состояние страстного напряжения».

Необычность взаимодействия архитектуры и ландшафта определяется своеобразием пейзажа края. Вроде бы та же географическая широта, что в соседней Белоруссии и на Псковщине, но ощущения другие.

Отличительные черты пейзажа Латгалии заключены в миниатюрности обозреваемого пространства. Небольшие холмы, изрезанные мореные гряды, водоемы делают Латгалию как бы пространством для многочисленных, но малых величин. Любопытны географические сведения: в небольшом Краславском районе, в котором мы еще побываем, расположено 365 озер — малых и больших. Ровно столько, сколько дней в году. Здесь почти нет необозримых далей и бесконечных дорог.

В таких небольших пространствах барочная архитектура, рассчитанная на близкое обозрение, раскрывается во всем своем великолепии и придает ландшафту какую-то щемящую остроту.

Итак, об Успенском костеле. В отличие от готики, барочный костел предпочитают обозревать не со всех сторон, а с западного фасада — то есть со стороны входа. Если, однако, хочешь увидеть секреты архитектурного свойства, стоит взглянуть и с востока или попросту обойти здание со всех сторон.

Подходим к зданию по узкой, ведущей в гору, мощенной старинным круглым булыжником мостовой, местами заросшей неприхотливой травой, упрямо вылезающей из всех щелей неплотно уложенного камня. Улица завершается громадой поднимающегося перед нами костела — таков градостроительный замысел.

Однако летом храм скрывается за кронами вековых деревьев. Поэтому монументальный портал-ворота с волютами и арками трех симметрично расположенных входов, тоже затянутый разнородной растительностью, скорее, напоминает старинные врата какого-нибудь древнего форта, за которыми можно найти разве что почтенного возраста развалины.

Однако за воротами оказываемся в тесном дворике перед западным фасадом храма. Именно эта прижатость к фасаду заставляет входящего запрокинуть голову, и тогда взору открывается буйная фантазия движения, свободы линий, оживленная игра света и теней. Так и кажется, что каменные массы совсем невесомы, слегка движутся, меняются ежеминутно и проникнуты страстью — то растущей, то убывающей.

На фасаде не найти прямых линий, бегущих по горизонтали. Поистине безгранична фантазия архитектора, который затейливым рисунком карнизов, пилястр, капителей скрывает истинные тектонические массы здания. Пытаешься спокойно проанализировать фасад, разложить его мысленно на составные элементы и в отчаянии бросаешь эту идею: узор барочного фасада запутан невероятно хитроумно.

Ограничимся лишь одной деталью: звонницей. Обозревая ее издали, видно, что состоит она из трех пролетов, которые чем выше, тем короче. Такая конструкция не дает ощущения высоты, а, скорее, наоборот, скрадывает ее. Но таково впечатление при взгляде издалека. Находясь в непосредственной близости от башни, она представляется чрезвычайно высокой. Если в архитектурном декоре скрыты все горизонтальные линии, то вертикальные властно подчеркнуты убегающими ввысь контрфорсами и бесконечно вытянутыми проемами ниш и окон.

Башни интересны своим планом, в котором как бы борются две фигуры, — круг с квадратом. Издалека башни кажутся квадратными, однако вблизи — круглыми. Такая иллюзия создана тем, что стены квадратных башен несколько изогнуты, а углы скрыты за исключительно массивными контрфорсами, представленными в виде сгруппированных пилястр. Массивные и тяжеловесные звонницы (27 м в высоту) вблизи кажутся воплощением изящества и рафинированности.

Обойдя здание, мы обнаружим более скромное оформление. Детали те же, но их значительно меньше. К тому же их рисунок проще по очертаниям. Капители предельно просты — всего лишь стилизованы под ионический ордер. Оконные проемы завершены аркой в виде преображенного готического трилистника. Именно здесь, глядя на стены, задумываешься над тем, как они держат массивную крышу. Ответ на эти и другие загадки дает интерьер церкви.

В плане это однонефное сооружение. Вес тяжелого свода принимают на себя контрфорсы, которые в виде мощных пилястр располагаются внутри здания. Такое конструктивное решение было хорошо известно в культовом строительстве в Богемии, Силезии, Форальберге, откуда в XVIII веке оно пришло в Латгалию. В эпоху барокко, пишет Г. Вёльфлин, «внутри церквей начинает господствовать идея единства: боковые приделы сливаются, создается одно огромное помещение».

Придруйский Успенский костел — прекрасная иллюстрация этого стиля. Однако при этом нетрудно заметить отзвуки готики — прежде всего в сомкнутом стрельчатом своде апсиды. В ходе дальнейшего путешествия мы заметим, что готическое мышление в архитектуре барокко часто берет верх: в планировке зданий часто можно наблюдать отход от идеи единства Вёльфлина.

Объектом государственной охраны является написанный в золотистых тонах на стене апсиды главный алтарь. Между выдвинутыми вперед колоннами коринфского ордера под богато декорированным балдахином размещается алтарная картина — копия «Успения Богородицы» известного польского художника Я. Матейко. Первоначально на ее месте была икона или фреска. Композицию алтаря венчает «глория», имитирующая скульптурную композицию воскресшего Христа и ангелов.

Сейчас трудно сказать, почему в целом богато построенный храм был декорирован таким относительно скромным способом. Обычно к подобному приему прибегали, когда не хватало средств для более фундаментального украшения храма. Таким образом был декорирован, например, костел бедного монастыря августинцев в Бресте.

Придруйская Успенская церковь — прекрасный пример организации внутреннего убранства барочного костела: расположенные в углах однонефного зала боковые алтари как бы переносят зрителя внутрь алтарной части здания — «презбитерия».

Боковые алтари исполнены в затейливой, динамичной манере рококо, характерной для Латгалии. В отличие от центрального — иллюзорного, боковые алтари выполнены в скульптуре. Полагают, что боковые алтари Успенского костела принадлежат тому же автору, который возвел лучшие латгальские алтари в стиле рококо в Дагде и Пасиене. Дипломированный художник, вероятно, работал в содружестве с народным умельцем, которому, похоже, принадлежат по-крестьянски приземистые фигуры апостолов в угловато ниспадающих одеждах.

Придруйск дает нам повод упомянуть местную деревянную скульптуру, которая в силу исторических условий посвящена только религиозным сюжетам.

Истоки латгальской деревянной скульптуры, вполне вероятно, восходят к первым векам христианства в Латвии, однако ее стилистические особенности, в частности, большая пластичность, отличают латгальскую от деревянной скульптуры соседних протестантских районов Латвии, прежде всего Курляндии.

Пример поздней латгальской деревянной скульптуры (начало XX в.) мы найдем в нише пилона под хорами. Христос изображен в момент суда Пилата. Лик Христа с прикрытыми веками, изображающими страдание, показателен для народной непрофессиональной пластики. Выразительность образа говорит о несомненном таланте безымянного автора.

На хорах над входом в костел стоит мощный орган работы Доминика Бернацкого. Бернацкие — династия строителей органов, мастерская которых, вероятно, уже в конце XVIII века находилась в Варшаве. Позже был основан филиал в Вильно. Органы этой фирмы отличаются безукоризненным звучанием. Они относятся к историческим и культурным памятникам Латгалии, их звучание в исполнении видных органистов записано на грампластинках. Бернацкие начали строить свои инструменты в пору, когда закончилась эпоха барочных органов.

Барочные органы, своеобразным эталоном которых были инструменты немецкого мастера Г. Зильбермана (1683—1753), строившиеся согласно рекомендациям И.-С. Баха, отличались от более поздних инструментов логикой музыкальной интерпретации. Богатство регистров обертонов, наличие нескольких мануалов (клавиатур) позволяли устраивать органные диалоги. Иными словами, один органист, играя на инструментах эпохи Зильбермана, создавал иллюзию, что звучат два, а то и три мощных инструмента — они перекликаются, ведут беседу, сливаются в единый музыкальный поток.

Тот орган, который в Успенском костеле, относится к другой музыкальной эпохе и, следовательно, к романтическому классу инструментов. Мануалы романтических органов расположены террасообразно: их много — три — пять; в звучании много основных тонов, а регистров обертонов — мало. Звучание инструмента поэтому романтично, близко к оркестровому.

Фасад органа, именуемый «проспектом», исполнен в необычной манере — он обрамляет со всех сторон большое окно западного фасада. Проспект выполнен в виде арки, проем которой служит местом для небольшого хора.

Субботними и воскресными вечерами над Западной Двиной раздается колокольный благовест. Звучат голоса древнейших в Латгалии колоколов. Самый малый из них отлит в 1619 году. Самый большой — весом в полтонны и названный именем покровителя Польши св. Иоанна Кентийского (1397 —1473) — ровесник костела: ему более двухсот лет.

«Гаснет день — и звон тяжелый
В небеса плывет:
С башни старого костела
Колокол зовет»
И. Бунин. Витебск. 1889 год.

Город сохранил еще один памятник, упоминаемый со второй половины XVIII века, — Никольскую церковь. Поначалу она была униатской, но после 1772 года была обращена вновь в лоно русского православия. На месте древней деревянной постройки в 1885 году была возведена новая белокаменная церковь в русском стиле. Она одна из красивейших русско-православных культовых построек в Латгалии.

Здание сочетает в себе представление об истинно русском, владимирском архитектурном каноне и особенности византийской архитектуры. В архитектурном облике ее находишь реминисценции, знакомые по васнецовской церквушке в Абрамцеве под Москвой.

Читайте также:

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *