Русский театр начала ХХ века: Подводя итоги
Наша работа закончена. Я не знаю, удалось ли мне дать реальное и полное представление о тех явлениях, о которых я рассказываю и которые были и уже больше не повторятся никогда: для меня важнее всего было с наивозможной отчетливостью начертить ту основную линию, которая связывает все мое изложение и которая может быть понята лишь при воспоминании о старом русском театре. Нашедший свою первую национальную школу в реализме, наш театр долго оставался верен ему, покуда не начал неминуемо клониться к упадку, которого не в силах были предотвратить даже великие актеры конца XIX века. Но еще не настало тогда время вовсе порвать с реализмом, а Московский Художественный театр, напротив, оживил его, доведя до последних крайностей натурализма и психологизма. Дальше идти было некуда, и прежняя угроза продолжала висеть Дамокловым мечом. Восстание, поднятое режиссерами, авторами, совместно с выдающимися художниками, сперва под знаком символизма и условного театра, потом во имя динамизма и самодовлеющей театральности сообщило совсем новое направление русскому театральному искусству. Подарив их произведениями совершеннейшими, разрушив в корне натурализм, оно все же не сумело создать единый стиль, единую школу, которая могла бы заступить место угасшего реалистического направления.
В это время случилась революция.
Внеся в сильнейшей степени мотивы агитации и политики, она подавила добытую таким трудом свободу сценического искусства и вернула ее к той же зависимости, которую знал лишь XIX век. И как тогда, зависимость эта сказывается не только в предписаниях начальства, а и в стремлении самого театра подладиться под господствующую политическую и социальную доктрину и угодить вкусам новой публики. Появление на сцене фабричной рубахи или выделанного на фабрике предмета кажется революционным и чрезвычайно современным, и непримиримый рабочий становится непременным героем. Помимо таких отрицательных проявлений революционного творчества, мы наблюдаем повторение многих из тех тенденций, которые проявлялись уже ранее. Массовые зрелища, слияние сцены с зрительным залом, динамизм, все это проходит сейчас повторительный курс на русских театрах. Остается положительная сторона театральной деятельности революционных лет, заключающаяся, главным образом в новом толковании, существовавшем теоретически и прежде, но лишь теперь осуществленном практически, сцены, как площади для актеров, трехмерность которых становится исходной точкой театра. Однако, и эта сторона несколько искажается привлечением запоздалого натурализма, высовывающего свои уши сквозь модный урбанизм и машинизм. Лифты, световая реклама, солидные лестницы, чем это лучше плотных деревянных изб Художественного театра? Кроме того, в этом разгуле вещей на сцене совершенно теряется человек и человеческое творчество – у актеров ли, превращенных в акробатов, или у авторов, подвергающих совершенно неправдоподобным искажениям в угоду сегодняшнего дня. Высших достижений русские театры добиваются в арлекинадах или оперетках с цирковыми клоунами; лучшие спектакли их характеризуются словом «мюзик-холль». Мы ничего против них не имеем, но если только в них выражается драматический театр, то не грозит ли это ему вырождением? Таким образом, старый театр, его эстетика разрушены до основания. Но туманны еще контуры нового. И вот, пойдет ли он по пути отказа от правдоподобия, предуказанного Пушкиным, или увлечется соблазнами новых форм жизни и нарождающегося причудливого быта – было бы опрометчиво гадать. Но уже ясно, что плоский реализм и прежний натурализм, равно как символизм, условный театр и эстетизм отжили свой век, и рождается новая школа с новыми формами и новым содержанием.
Однако, для этого необходимо, чтобы режиссер сознал, что не он один творец театра. Режиссерскому деспотизму мы обязаны многими и прекраснейшими созданиями, но и он, как натурализм, прошел до конца свой путь и уперся в пустоту, оставленную изгнанным автором, и в вещность, задушившую внутреннее творчество драматического актера. Как в любом произведении идея должна слиться с формой и найти свое адекватное исполнение, так и форма в театре, даваемая режиссером, не может обойтись без наполняющей ее идеи автора и без совершенного исполнения актером.
И только тогда, когда гармония будет налицо, наступит новый расцвет русского театра, которого мы все жаждем, о котором мы все мечтаем, независимо от политических и эстетических воззрений наших.
