Японская мифология: центральный миф
В начале был хаос, похожий на океан масла или на яйцо, которое имело едва-едва разграниченные части, но уже содержало в себе зародыш. Из этой смеси выпрыгнула «вещь», напоминающая побег тростника, но мыслимая как божество и наделенная именем. Хотя одновременно вызываются к жизни и иные божества, варьирующиеся в различных записях, но значение их всех ничтожно и они тут же исчезают. Всего насчитывается семь поколений или пар этих второстепенных божков. Можно думать, что они являются персонификацией порождающих стихий, таких, как ил, испарения, семена, и появляются они в виде сочетающихся братьев и сестер. И только восьмой, и последней, паре этой группы придается существенное, хотя и преходящее значение для последующего изложения. В порядке появления это Идзанаги, Призывающий Муж, и его сестра Идзанами, Призывающая Женщина.
По приказанию так называемых «небесных божеств», которые были произведены на свет раньше, Идзанаги и Идзанами, став рядом на Плавающем Небесном Мосту (Ама-но укихаси), втыкают небесное копье, украшенное драгоценностями, в море хаоса, расстилающееся под ними. Так они размешивают эту жидкость до тех пор, пока она не свертывается и не загустевает. После этого они выдергивают копье, и капли морской воды, упавшие обратно в океан, образуют остров Оногоро, т. е. Самозагустевший.
Идзанаги и Идзанами нисходят на только что возникший остров и делают его «Срединным Столбом» всей земли. Вслед за этим Идзанаги обращается к сестре с вопросом: «Как устроено твое тело?» На это Идзанами отвечает: «Мое тело растет во всех частях, кроме одной», а Идзанаги продолжает: «Мое тело растет во всех частях, а особенно сильно в одной. Было бы неплохо присоединить то, что у меня в избытке, к тому, что у тебя в недостатке. Так мы произведем на свет многое» «. И его младшая сестра отвечает: «Да, это было бы хорошо!» И вот божества по инициативе Высочайшего Мужа решают покружиться вокруг острова-столба: Идзанаги отправляется в левую сторону, а Идзанами – в правую. Когда они встречаются, сестрица вскрикивает, пораженная: «О, какой красивый мужчина!» А Идзанаги восклицает: «О, какая прелестная женщина!» Но потом Идзанаги делает ей выговор за несдержанность в выражении энтузиазма, сказав: «Я – мужчина и по праву должен высказаться первым. Как же случилось, что ты, женщина, нарушила правила и заговорила раньше меня? Это неблагоприятный знак. Пошли вокруг столба еще раз!».
Тут они повторяют весь обряд, мужское божество теперь произносит свои слова первым и тем исправляет ошибку в церемониале. Согласно другой версии легенды, оба божества полны желания к соединению, но оказываются совершенно неосведомленными в области искусства половых сношений. Они замечают трясогузку, неутомимо потряхивающую головой и хвостом в определенной манере, и, подражая птичке, получают возможность соединиться. От их союза происходит множество островов и множество божеств, одно из которых имеет вид уродливого ребенка, даже в возрасте трех лет не умеющего стоять вертикально. Соответственно его свойствам он трактуется как «дитя-кровопийца». Этого своего отпрыска из-за его пороков родители кладут в тростниковую лодку и пускают по течению.
Любопытно отметить, что в японском мифе рождение «дитяти-кровопийцы» не ассоциируется с представлением о наказании за брак брата и сестры. Хотя кровосмесительные союзы в других мифологиях встречаются довольно часто, невольная ошибка в церемониале обычно не может служить оправданием. Например, у племени ами на Формозе рассказывается о брате и сестре, которые, спасаясь в ступе от великого наводнения, соединяются и дают жизнь змее и лягушке. Первую они бросают в кусты, а вторую оставляют около дома. Тела их начинают разлагаться, распространяется зловоние, и по этому случаю богиня солнца приступает к расследованию. Устрашенные наказанием, которое полагается им за их достойные порицания действия, брат и сестра спасаются бегством. И хотя впоследствии они помилованы, ударение ставится на сознании того, что они совершили дурной поступок о.
Идзанами продолжает производить на свет различные божества: моря, волн, гор и т. п., пока наконец не рождает бога огня. Тайные органы Высочайшей Женщины так опалены при рождении последнего из божеств, что она смертельно заболевает, и множество новых божеств появляются в мире из ее рвоты (божества гор), ее экскрементов (божества грязи) и ее мочи. Наконец она умирает. От ярости и отчаяния Идзанаги тоже чувствует недомогание. И так он со стенаниями ползает вокруг ее изголовья, а из его слез появляются на свет новые божества. Потом он хватает свой меч в десять ладоней длиной и отрезает голову собственному сыну, богу огня, из крови которого порождаются новые и новые божества.
С этого момента начинается одно из самых удивительных приключений всей истории. Идзанаги, не в силах больше сдерживать желание увидеть свою жену-сестру, решает посетить ее в Стране Мрака. Она уже построила себе там замок. Идзанаги пытается увести ее обратно в верхний мир, где еще не окончены дела творения. Но она колеблется, говоря, что уже слишком поздно, так как она успела вкусить пищи Страны Мрака. Она велит брату не ждать ее и возвращается в свой дворец. Тут Идзанаги лишается терпения. Он отламывает крайний левый зубец от своего гребня, зажигает его и входит во дворец, чтобы выяснить, почему она так долго медлит. Он обнаруживает ее в состоянии ужасающего разложения, зловонную, сгнившую, всю покрытую червями. В ужасе от этого зрелища, он обращается в бегство. Но сестра, разгневанная тем, что была застигнута в столь позорном виде, выпускает ему вслед ведьм из Страны Мрака (сикомэ). На бегу Идзанаги срывает с себя головной убор и бросает его за спину. Убор тут же превращается в виноград, который ведьмы начинают пожирать. Но преследование возобновляется, и Идзанаги, выхватив из волос правый гребень, швыряет его назад. Сразу же гребень превращается в ростки бамбука, а ведьмы вырывают их и поедают. Тогда Идзанами посылает вслед брату войско из пятнадцати сотен воинов. Однако Высочайший Муж удерживает их на расстоянии, размахивая мечом о десяти рукоятях. Наконец в Ровном Проходе между Страной Света и Страной Мрака он находит три персика, которые бросает в своих преследователей и тем принуждает их отступить. Без промедления он загораживает Ровный Проход большой скалой и. находясь по другую ее сторону, обменивается со своей сестрицей взаимными угрозами. Она обещает ежедневно убивать тысячу живых существ, обитающих в Стране Света, на это Идзанаги отвечает, что установит пятнадцать сотен родильных домов, т. е. обеспечит пятнадцать сотен рождений в день, определив таким образом соотношение между рождениями и смертями. Вслед за этим он произносит формулу развода, разорвав с ее помощью отношения со своей сестрой.
Легенда эта, в которой противопоставляются друг другу циклы света и мрака, жизни и смерти, представляет собою очевидную аналогию греческим Орфею и Эвридике или, если говорить точнее, мифу о Персефоне. Идзанами, подобно Персефоне, отведывает пищи Страны Мрака, и, как следствие этого, для нее становится невозможным вернуться в Страну Света. Однако, в отличие от греков, японцы не развивают трагедийных возможностей, заложенных в этой ситуации, которая в японском мифе завершается своего рода компромиссом. Сходные примирительные развязки можно наблюдать и в других сюжетах японской мифологии, и это, несомненно, должно быть соотнесено с фундаментальными различиями японской и греческой точек зрения.
После соприкосновения со смертью и нечистотой преисподней Идзанаги принимается за очищение самого себя. Он проделывает это в речке, протекающей в Цукуси (т. е. на острове Кюсю). Едва он сбрасывает свое платье на землю, как из его одеяния и драгоценностей рождается с дюжину божеств. Избегая как слишком сильного верхнего течения реки, так и слишком слабого нижнего, он купается в средней ее части, и из родимых пятен на его теле рождаются еще божества, число которых достигает четырнадцати. Наконец, из его левого глаза рождается богиня солнца Аматэрасу – «Небесное Сияние», из правого – бог луны, а из носа – Сусаново, или «пылкий муж». Из этих трех божеств только Аматэрасу и Сусаново впоследствии занимают в легенде центральное место, а бог луны вскоре из записей исчезает.
Аматэрасу блестит и сверкает; Идзанаги отдает под ее власть Равнину Высокого Неба и преподносит ей драгоценное ожерелье. Сусаново несдержан и темен, и ему достается управление Равниной Моря. Но Пылкий Муж не удовлетворен. Он безостановочно плачет и громко стенает, так что иссушаются горы и пересыхают моря. Все боги расстроены и сбиты с толку. Наконец Идзанаги спрашивает его о причинах столь шумного отчаяния, которому он отдает вроде бы больше сил, чем своим обязанностям правителя Равнины Моря. Сусаново отвечает, что его стенания вызваны желанием посетить матушку (Идзанами) в Стране Мрака и что в этом-то и заключается причина его расстройства. Взбешенный такой наглостью, Идзанаги в наказание изгоняет его из страны.
Тогда Сусаново решает попрощаться со своей сестрой, богиней солнца, и отправляется в ее царство на небесах. Но приближение его столь шумно, что приводит в ужас богиню солнца: уж не означает ли его прибытие покушения на ее владения? Поэтому она приготавливается к встрече: вешает на спину два колчана – один с тысячей стрел, другой – с пятьюстами – и, схватив свой лук, занимает свою позицию столь решительно, что ноги ее по бедра уходят в землю и вид ее напоминает мощного воина. Очутившись лицом к лицу с такой грозной воительницей, Сусаново уверяет ее, что пришел только попрощаться и что у него нет «никаких дурных намерений». Чтобы убедить ее в искренности своих побуждений, он предлагает дать друг другу клятву и вместе произвести на свет детей, что они и исполняют. Она принимает от него меч о десяти рукоятях, разламывает его на три куска и, положив в рот, разжевывает их. Он делает то же самое с преподнесенными ею драгоценностями. Из получившихся после этого кусочков появляются на свет множество божеств.
Несмотря на уверения, Пылкий Муж не может оставить свои дурные привычки. И действительно, его поведение в некоторых отношениях становится все хуже. Он уничтожает межи на рисовых полях, проложенные Аматэрасу, засыпает ее оросительные каналы, оскверняет ее жилище экскрементами. Забавно, что она сначала извиняет его, оправдывая его действия состоянием опьянения. Но когда он обдирает пегого жеребенка и швыряет его в ткацкую комнату, где Аматэрасу работает со своими помощницами, и при этом снующий челнок наносит серьезные раны их тайным органам, богиня глубоко раздосадована. Чтобы подчеркнуть свое неудовольствие, она удаляется в горную пещеру и загораживает вход в нее.
После ухода богини солнца свет покинул этот мир и исчезло чередование дня и ночи. Мириады божеств сильно встревожены таким поворотом событий и собираются на дне небесной реки, чтобы посоветоваться, каким способом лучше всего выманить богиню из ее убежища. Они сажают у входа в пещеру долго поющих ночных птиц (может быть, петухов?) и велят им кричать. Кроме того, вешают на дереве ожерелье из резных яшм, зеркало и подношения в виде белых одежд, а потом, собравшись вместе, отправляют торжественное богослужение (норито). Но самым действенным должен стать бешеный, возбуждающий танец, исполняемый богиней Ама-но удзумэ, которая, громко топая ногами по земле, дергая соски своей груди и спустив юбку, так восхищает этим собравшиеся божества, что те разражаются хриплым неудержимым хохотом. Охваченная вполне понятным любопытством, богиня солнца выглядывает из пещеры, над входом в которую подвешено зеркало. Заинтересовавшись собственным отражением, богиня постепенно выходит наружу. Позади нее протягивают канат, преграждающий ей путь обратно. Сразу же вслед за появлением солнца свет возвращается в мир и восстанавливается чередование дня и ночи.
Возвращение богини солнца является высшей точкой космологического мифа. Трудно установить, что означает это явление в мифологическом символизме: указывает ли оно на возвращение солнца после достаточно продолжительных стихийных бедствий вроде урагана или же на солнечное затмение? С точки зрения истории культуры оно, несомненно, означает у составителей памятников хорошо различимое стремление к возвеличению предков императорского дома, их победы над варварами, достигнутой путем усмирения более мелких кланов, проведенного правителями государства, уже в той или иной мере централизованного. В любом случае, достигнув этой высшей точки, легенда словно бы теряет значительную долю той связности, которая наблюдалась в ней до этого времени, и в дальнейшем разбивается на множество эпизодов и происшествий, для которых трудно даже установить достаточно удовлетворительную последовательность.