НАВЕРНОЕ

Ропот Дидоны

Я не по воле своей
Твой берег покинул, царица…

* * *

Бессмертие — наша кара. Ее безмерность
Острее всего ощущается здесь, в Якутске.
В стотысячный раз ободряет моя улыбка,
Хороший пример вспоминается раз в двадцатый
(Плохих и хороших иных нипочем не вспомню).
Подпись и подпись и подпись тебе зачтется
Cogito ergo подпись свою роняю
В водовороты судеб, трясины истин.

* * *

Глазами настурций, знающих только лето,
Ели и тальник обречены на муки
Вечного прозябанья во тьме морозной.
Не так ли глазами юных бессмертье наше
Бесцветно и бесполезно для них, цветущих?

* * *

Комариною улицей,
Мимо дощатой почты,
В свой временный дом,
На песке возведенный,
Бывший декан прошел.

* * *

Красноречие тени моей,
Загорелой и станом пышнее
Бледного оригинала.
Смерть иль бессмертье
Совершенствует нас?

* * *

Брат мой тело,

устройство для переноса
Рифм и горестей полузабытой жизни
Из Европы, Старого Света, тьмы изначальной.
Друг сознанье,

камера заточенья
Неоконченных неначатых чего не помню,
Как же вы надоели, достали просто.

* * *

Разум требует сумерек, тело – солнца.
Жаждет разум покоя, движенья – тело.
Ни того, ни другого не даст живущий,
Пока не станет воспоминаньем,
Зыбкою тенью, эйдосом тонким…

* * *

вновь не по воле своей
в гробу я твой берег видел
в Аиде искал напрасно
в Сибири не чаял встретить
упрямую как огонь
лизавший твои сандальи
тридцать столетий назад

* * *

Некогда пряжу пряла: женщины нашего дома
Только спадала жара, рядом садились со мной.
Слушают ныне меня о комплексах, стигмах, симптомах,
И в загорелых руках нету у них веретен.

* * *

Холодный дым окутывал Якутск,
Спустя тысячелетья так же тускл
И плотен так, что не видать костра,
А облака зовут к себе – пора!
Брести к костру по илистой воде
И осознать, что он везде, везде,
Всегда со мной, как верный мой сурок,
Весь срок.

Июль-август 2003 г.

Сослагательное наклонение

Что тут думать, как бы сладко нежил
Этот шум и этот гул томил…
Н. Гумилев

* * *

Этот мир напряженной, как взгляд, тишины, —
Мы б являлись в него из зашторенных комнат,
Сослагая одежды и книги, и сны
Забывая смотреть, опасаясь запомнить,

Этот мир, утомленный своей красотой,
Изобилием света и смерти и мрака,
Может, вспомнится нам за последней чертой,
Нам, затерянным в звездных песках Зодиака.

* * *

С полчаса склоняясь над Красным морем,
Нельзя не увидеть златую рыбку.
Беседуя час или два с мужчиной,
Невозможно о глазах своих не услышать.
Да и в старости так будет, наверно –
Сквозь дрёму у моря – голос внука:
«Бабушка, почему у тебя такие большие глаза?»

* * *

Прятать топик и шорты под шелковой паранджою
Готовить из фиников тысячу и одно блюдо
Ослепительную пустоту сердца
Оплетать изысканной вязью писем
Я бы легко научилась.

* * *

О, море, море, кто тебя
Усеял иглами кораллов,
Морских ежей и прочих тварей?
Как будто сад магараджи
Зарос полынью и крапивой,
Как будто в океанах снов
Ожесточенная реальность
Подкарауливает нас…

Наверное

Коршуном станут когтить мою печень
Книги, которые не написала,
Каждая главка вопьется, и фразы
Будут друг друга теснить до заката.
Шкворень железный вины неизбывной
Ночью прохладной еще ощутимей…

Всё как при жизни – но уж ничего не исправишь.

(Не)внимая

Будь осторожен в своих желаниях,
чтобы вновь никогда не придти тебе
к существованию
Сутта-нипата

Некогда (только однажды, поверь мне, Боже!)
Захотела обратить на себя внимание –
Четверть века вниманье вокруг меня обращалось,
Сплющивалось, как Солнечная система по Канту,
Утолщалось глубокой обидой в центре,
Вспыхнуло сверхновой звездой разрыва…
Будь осторожна в своих желаньях.

Не придти тебе к несуществованью.
Легкий путь – не идти ж по следам немилым?
Трудный путь недоступней с ошибкой каждой,
Опечаткой, очиткою в Книге судеб..
Отчего невнимателен мой создатель?

Рахиль

Как узнать, помогают ли, нет, мандрагоры
Не ребенка зачать – ускользающий образ
В оперении слов, в обрамленье метафор
Ухватить и, трепещущий, резать на строки?
Я подальше в пустыню уйду, чтобы Лия
Поутру не кричала о пятнах кровавых
Возле наших шатров.

Лия

Сыновья – единственный способ
Быть услышанной нелюбящим мужем.
Равнодушный отец – это возможность
Радоваться каждому шагу детей
Вместе с их Отцом настоящим.
Всякий раз, называя Иакову имя сына,
Я смотрела выплаканными глазами
Вверх и вдаль, в надежде увидеть
Того, к кому обращаюсь.

Рахиль

Наливается тяжестью пленная суть,
Изнутри распирает виски и надбровье…
Раскаленной, бездонной, бесплодной любовью
Каменистый и краткий искривлен мой путь.
Скольким тысячам лет над равнинами плыть,
Чтобы творчеством стало не только рожденье,
Чтоб не сковывал обруч прикрас и прельщений
Научившихся – быть.

Ноябрь 2004 г.

Береговые линии

Если те, которые ведут вас, говорят вам –
«Смотрите, царствие в небе!» —
тогда птицы небесные опередят вас.
Если они говорят вам, что оно — в море,
тогда рыбы опередят вас…
Евангелие от Фомы, 2

… А ее любовь
Была лишь рыбой, может, и способной
Пуститься в море вслед за кораблем…
И. Бродский

* * *

Нет у тебя подводного дворца,
Ни дочерей, ни брата, ни отца,
Ты одинока так, как одинок
Лишь Бог.

Возможностей трепещущую плоть,
Тебя – такой – творил не наш Господь,
Ты вынырнула из небытия –
Моя.

* * *

На фоне хмурых подозрений
Твой цвет, о рыбка, глазу лаком –
Игра златой и зыбкой тени
С моим неутолимым мраком.
Мои желанья так далеки
От слов, что ныне их вместили…
Еще незрячим третьим оком
Твое я чувствую бессилье.

Три желания. Или четыре?..

Воротись, поклонися рыбке –
Не хочу быть твоей половинкой,
Хочу быть двенадцатью двадцатых.
Не хочу быть у двоих половинкой –
Хочу быть единственной на свете,
Пусть не в этом царстве, так в загробном.
Хоть бы Федоров увел всех отселе,
Чтоб единствовать мне на просторе.

* * *

Сёрену Кьеркегору

Дыхание твое затруднено.
Вздохнуть сильнее – закричать от боли.
Бесценной жертвы старится вино,
А жернова вины судьбу смололи.

Как жертв Ему пьянит тебя тщета!
Но ропщешь ты, как все неблагодарный,
И Бог отверз проклятием вульгарным
Регины Ольсен чистые уста.

Две вариации рыбки на лейтмотив Эдгара По

1.

“La fievre des phrases te dessecha le coeur…”
[1]
Но мне ли сей высказывать укор,
Когда я вся, от плавника до глаза –
Над жизнью торжествующая фраза!
Твой внутренний легко читает взор
В муара переливах – «nevermore».

2.

всё течет, но застывает
легкокрылая вода
милый знает и не знает
никогда иль навсегда
мне безрукой да безногой
не идти твоей дорогой
от меня тебе – лишь свет
то ли видишь, то ли нет

* * *

Как лемминга манит волна,
Как лебедя, что овдовел,
Влекут остроклювые камни –
Так в сети влечется твои
Ненужных возможностей стайка.
Ты вытащишь и вопросишь,
И снова чужое желанье –
Да есть ли они у тебя?

* * *

Если б ты мог повернуть
Вечнобегущее время,
Бывшее сделать небывшим –
Что бы ушло в никуда?

Если бы ты завладел
Всею Луною иль частью,
Что бы ты мне подарил –
Кратер, хребет, океан?

Если б ты ректором стал,
Как бы назвать согласился
Кафедру, что для меня
Ты б в институте открыл –

«Метафизики моря и вод суши»? [2]
Кафедру теории несуществованья?
«Дискурсивного анализа молний»?
Или – «акцидентальности счастья»?

* * *

Расплавленной медью кипят
Возможностей новых потоки.
В них отблеск чешуек твоих –
Безжизненный и оловянный.
О скольким звучало твое
«Чего тебе надобно, старче?»,
И сколько теперь пепелищ
На месте давнишних желаний,
Сожженных надеждой пустой?

* * *

Она без слов несовершенна,
А я прекрасна и без слов.
Но ни меня и ни любовь
Не назовешь среди даров,
Что для тебя имеют цену…

* * *

И пусть наша первая ипостась –
рыбкина – знать не знает,
чего пожелает сегодня
старухина ипостась.
О мужчина, мнящий себя
центром Вселенной,
вечный посредник в игре,
в наших девичьих забавах!

Совы Минервы

Переплелись «вчера» и «время оно»:
За день дозрев, истает медом завязь.
Но к пересохшим руслам Рубиконов
Желания досель не возвращались.

Стремясь к самим границам Ойкумены,
Желанья гибель чуют за спиною:
Всё, что греховно в них, темно и тленно –
Их свету беспощадному откроет.

Желанья тем встревоженней, чем тише
Полет совы, – своим прозрачным оком
Она обводит бездны, дали, ниши, –
Ни от когтей укрыться, ни от рока.

Иные и взывали к снисхожденью,
И уповали на Минервы милость…
Но видишь сам – на место преступленья
Желанье ни одно не возвратилось.

30 августа 2003 г. – 30 января 2004 г.

Кружение

* * *

Старый парк.

Над блеском и шелестом крон –
Колесо обозрения.

Ты замечал,
Что мгновенья на самом верху
Дольше и безысходней,
Чем в каждом ином положенье
Колеса, уносящего нас
За все менее скромную плату
Во все ярче слепящую высь –
Страшащую тягой к паденью
(Или к плавному спуску – не все ли
Равно).

* * *

Колесо обозрения –
Восхитительное добавление
К Земли вращенью,
Солнц и центров галактик круженью…
Не умножай несущести бытия.

* * *

В небеса

несущесть –
колеса

сущность…
А как же колесование?

* * *

Лунная печать просветлена
Головокружительным рассветом.
Волны подступающего сна
Более реальны, чем предметы.

Разве мы на свете не одни,
Чью еще никто не знает тайну?
Головокружительные дни
Выпадают редко и случайно.
То весна пуглива и тиха,
То в горах лавинами грохочет.
И качают колыбель стиха
Головокружительные ночи.

* * *

Ты на восток – и я на восток,
Значит, единый несет поток.
Ты – на север, а я – на юг.
Знать, не поток: меловой

круг…

* * *

Ромашки да карты,

а я бы гадала
на розах пурпурных

сорта Grand Gala,
сжимая шипы и считая уколы,
чет или нечет –

хорошая школа
терпению твоему.

* * *

Стану ли плакать от горя-тоски,
Розе ветров оборвав лепестки?
Черные бури

таил лепесток,
Пеплом лазури

дымится восток.

* * *

Шмелей и стрекоз над протокой дрожанье
Опять пробуждает инстинкты стяжанья
«Совершеннейшей жизни, данной богами как цель» ,
[3]
Но недостижим

золотой, как шмель,
Подобный колеблемой сфере

покой,
Пока твоя радость – в строке за строкой.

Круги на воде

1

Ведь сияют же радугой гейзеры случая
И журчат перекаты на реках забвения!
Что ж сижу я омута, где неминучее,
Неизбежное тянет на дно, как течение?

Ни песчинке не всплыть. Комариными тучами
Чуть качнувшийся воздух гудит безнадежно.
Не взглянуть мне из омута, где неминучее,
Неизбежное, только одно неизбежное…

2

Зеленеющий омут
Невозвратного лета!
Тени тают и тонут
В топях, солнцем согретых.

Мой подарок бесценный,
Что вернулся, нетронут,
Опускаю смиренно
В зеленеющий омут.

* * *

А миг наверху, что так краток и сладок,
Останется холодом между лопаток,
Ожогом от вдруг различившего взгляда
Пылающей бездны,

иль от перепада
Меж чаемой властью и пропастью страха,
Где прячется эха дразнящая птаха…

* * *

В такую вознес непроглядную высь,
Что – хочешь не хочешь – крепись да держись
За крашеный поручень, ржавую цепь,
За право пернатых – в кружении петь.

* * *

Сеть, что разорвана сонмом стрижей,
Скоро сомкнется, и свет Твой затмится.
Только не трогай моих чертежей,
Где проступают любимые лица.

С каждой весной холодней и нежней
И ослепительней взгляд Твой упорный…
Только не трогай моих чертежей
Замков воздушных и замыслов черных.

Этих набросков и грез, миражей
Жизнь моя полнилась светлой волною…
Но отступлюсь от своих чертежей
Перед зовущей Твоей тишиною.

Июль 2005 г.

Возвращение

* * *

К воздуху

небу

метро

строеньям
Сросшимся с мыслями о тебе;

к надежде,
С которой вдали уж почти прощалась –
Надежде, что мысли не будут стлаться,
Множиться, виться, теснить друг друга
Без воздуха

неба

метро

пейзажей
Сросшихся с мыслями

о тебе.

* * *

яркость глаз на образов точность
чары смеха на волшебство слога
чуждость своему чуду на чуждость всему на свете
чуть вернусь –
уточню курс обмена

* * *

так неотступно
я временно недоступна
что чувствую эти твои звонки
легким касаньем о воздух руки

* * *

Во сне ты велел
собрать все июньские одуванчики –
кажется, только в Москве.
Не удивилась
и собрала.
Но теперь, почти наяву,
их солнечные головки,
съеживаясь в песчинки,
забиваются мне под веки;
их горькие стебельки
венами набухают.
А солнце, ярясь, точно рысь,
Потерявшая рысенят,
Недвижно следит за мною.

* * *

Сна и яви сотканы переливы,
Чтоб шептать, ласкаясь, снова и снова:
Нет ли мира нам у тебя иного,
Мира жизни нежно-неторопливой?

От щедрот твоих – на свое запястье
Брошу взгляд, и тает моя беспечность, –
Лишь часы, в которых застыла вечность,
Ослепительная беспросветность счастья.

Берегом небесного моря

1

Башни, сады, города на краю воздушного моря
Вечным пареньем своим – нашим сомненьям укор.
Что бы Платон написал, если бы мог их увидеть,
Сколько бы Бонавентур шли по следам миражей.

2

А ты говорил мне, что в небе на севере диком
Порой письменами сиянье полярное реет,
И как-то сказал, что в лазурных лугах галеника
В лучах незакатного солнца приветно алеет.

* * *

Глубины – чтобы холод хранить неба,
Поверхности – чтобы краснеть и сиять,
И где-то на полпути
Все бьется и бьется сердце
О границы поверхностей и глубин.

* * *

Потеряв голос, находишь слова.
Потеряв голову, видишь решенье.
Потеряв все, не найдешь ничего,

кроме
Ясности совершенной.

* * *

возвращение
по оси
колебания маятника
от себя одной – к новой, иной
от вечности – к времени
от нас с тобой – к никому
в тесном – темном — последнем — дому

Якутск – Москва, 12-13 августа 2005 г.

Египетские стихи

* * *

В этой древней стране
Ощущаешь себя пятилетней.
Солнце,
Всевидящее, как родительский взгляд.
Небо яркое, как на переводных картинках.
Что захочется ешь, плавай сколько угодно,
Ракушки ищи, разглядывай рыбок.
Только не покидай комнату ночью –
Призраки былых лет, возлюбленных бывших
Бродят вокруг.

А прогнать захочешь –
Огрызнутся по-звериному страшно,
Как верблюд исполинский в ночной пустыне.

* * *

Блекнут от зноя – недолго служили, –
И рассыпаются прахом сомненья.
В испепеляющий полдень идиллий
Да охраняют нас прошлого тени!

Но разгорается жар отречений,
Пламя взметается, лижет и гложет
Прошлого храмы, и краски, и тени…

Сторож ли теням своим я, о Боже?

Подражание М. Кузмину

Если б мне в пять лет моих сказали,
Что Египет я увижу при жизни,
Просила б я отца по воскресеньям
Сводить меня к морю, чей край слепящий
Казаться мог берегом александрийским;
Перечитывала бы «Приключения Баты»,
Берегла бы праздничные сандальи
И стала б счастливей всех живущих в Египте.

* * *

Вновь избегаешь, не спросишь, не встретишь.
В прятки играя, поди не заметишь
Детской жестокости взглядов несмелых,
Сладкой отравы в руках загорелых.

* * *

4to tebe napisat’?
Zvet vodi i nebes
Kak peredat’?
О моя нелюбовь к SMS,
Предчувствие в-смерти-молчанья
В любом телефонном звонке,
Враждебность
К нажимающей кнопки любимой руке.

* * *

Господи,
Ближе ль к Тебе я стала
На три тысячи футов — во тьме — подъема,
На ожиданье восхода солнца,
Овеянного пробудившимся ветром,
На сотни и сотни ступеней книзу,
Ближе – или еще отдалилась?

13-17 ноября 2005 г.

Птичьи права

** *

«Не собирай сокровищ на земле…»,
Но столько их, бесценных, на ковчеге,
Что перегружен, и куда ж нам плыть.
С любым больней расстаться, чем с собою.
Но ты сама, ты – можешь ускользнуть

(И хватятся не скоро на ковчеге:
Ведь, кажется, мелькала только что..)

Апрель в Европе

Здесь дни бездумны и бесцельны,
Своей беспечностью тревожны.
Принадлежать так безраздельно –
Себе – лишь в детстве было можно.

А право на бездумность птичье,
Чья полнота всегда недолга,
Вновь упразднит многоязычье
Незасыпающего долга.

* * *

Что там спрашивать – сколько, мол, жить?
Как придется. Ни много, ни мало.
Сколько раз мне осталось любить,
Я успела кукушку спросить…
И, ты знаешь, она замолчала.

* * *

Вечные превращения
С этим – само терпение,
С теми – само внимание,
С теми – сама отстраненность
Где же – просто «сама»

* * *

Родители – от детей отдаляют,
Мужья – от друзей, дети – от мужа,
Подруги – от юности, и ото всех –
Отдаляют стихи и тайны…
Где ж приближенье к себе,
Весть совпаденья и сути

* * *

Любовь

с первого поворота
Калейдоскопа воображенья,
По-новому россыпь твоих сокровищ
Швыряющего в зеркал бесконечность

Любовь

с первых движений
Огибания шаровых молний
Тем, которых нельзя касаться.

Любовь

с первого взгляда
В прошлое – каждую цепь событий
Испытываешь на прочность,
И неизменно находишь –
Тебя не могло не быть.

12-17 апреля 2006 г.

Rara avis

* * *

То, что видимо ниже, логично считать
Сознания своего порожденьем.
То, что выше привычного, кажется нам
Породившим нас мирозданьем.
Солипсизм воспаряющей птицы сменяется на
Окрыленность творенья, чей сузился образ творца
До слепящего солнца.

* * *

Каждое дерево здесь затвержу наизусть.
Что же пожнет эта в-место-и-время влюбленность? –
Сердцебиение птичье,

змеиную грусть
И человеческую – от всего отделенность.

* * *

Эту тоску, растворенность в предутренней мгле,
Лета и осени неистребимую мрачность
Как объясню? –
1. нарисована я на стекле,
чтобы свободные птицы не бились об окон прозрачность.
2. я опалила однажды крыла до костей,
и не умею поверить в возможность полета.
3. я, не спросив, в бытие приводила детей,
в певчую вечность – решимость любви и заботы.

Совпадения

Сов

падение безошибочно,
и в траве
Только косточки хрустнут,
И сдавленный писк прервется.
Совпадение,
невозможное
Ни в молве,
Ни в физическом мире:
Глоток воды из колодца
Упоительной вечности,

райской воды глоток,
От рождения
Вкус знакомый и вечно новый, —
И снует синицей
Над тканью судьбы

уток,
И скрипит по-птичьи
Новой судьбы

основа.

Праматери Сове

Даже ослепнув, найдешь себе пропитанье.
Даже в предсмертный миг не знаешь сомненья.
Что тебе, rara avis, мое почитанье
И восхищенье той, что бессильней тени?

Ты не почуешь врага во мне, но, такую,
Разве ты примешь за птицу своей породы,
Ежели лишь в совпаденьях я существую,
В зеркале прошлогоднего льда, туманной погоды.

* * *

Птицы

радуются лету, раздолью,
Но в щебете вновь предчувствие смуты:
Птица, сжившаяся со своей ролью
До полной утраты птичьей сути.

Кукушкой в часах, скворцом на пашне,
Послушна инстинкту и обстановке,
Заведена на порядок всегдашний –
Маленькой Смертью в крылатой обновке.

Выставка «Книги о птицах»
в Геттингенском университете

В леденцовом своем оперенье,
В лирохвостой и пестрой красе
Словно лестницы райской ступени
Во мгновенье заполнили все.

И, вспорхнув, на века застывали
В пышных клетках сафьяновых книг,
И диковинным ставший язык
Даже мы, не любя, вспоминали.

Геттинген, 11-13 июля 2006 г.

На краю Ойкумены

1. Стихи Эльбрусу

* * *

Полуночного ветра безумны стенанья,
И проклятьем живому гремит камнепад.
Ты опять никому в целом мире не рад,
Леденящая ярость в могучем дыханье.

Понимать и любить – как Корделия Лира –
Я подняться смогла, и на скалах стою
На краю Ойкумены,

на верхнем краю
Нас связавшего,
нас сотворившего мира.

* * *

Шхельде и Ушбе [4] отдай в управленье,
Как у Шекспира, свои владенья;
Мне ж от тебя ничего не надо,
Кроме вечернего звездопада
Возле твоей бороды ледяной,
Возле твоей красоты неземной.

* * *

Застыть бы камнем —
одним из бессчетных сих
Под ледниками –
почти что у ног твоих.
Узором снежным

на кромке твоих одежд,
Укором нежным,
не слышным ушам невежд.

2. Выше – и обратно

* * *

Закрывая глаза в минуту привала,
Видишь явственно, что здесь некогда было:
Вихри черного пепла,
потоки лавы,
Скал воздвиженье и обвалы….
И у тебя прибавляются силы.

* * *

Крест – рюкзаком он зовется – тащишь,
Радуя вершины, что их теперь ты.
Ягодка за ягодкой – глубже в чащу,
Выше и выше – к ледяной смерти.

4200 над уровнем моря

На высоте не смолкает смех,
И сердце скачет в груди…
А тот, кто любил меня больше всех,
Упрямо твердил: не ходи.

Всю жизнь бы смотреть, как меняет закат
Очертания скал.
Но тот, кто более всех виноват,
«Взойди ж наконец» — сказал.

Когда же решила я, что вернусь –
Моложе и полной сил,
Сурово глянув мне вслед, Эльбрус –
Как ты – ничего не простил.

* * *

С самого первого шага

я чувствовала сожаленье,
Но знала – это не слабость,
не глупость и не каприз.
Не то чтобы недостижимость
такой высоты отношений –
Их с жизнью несовместимость
меня подтолкнула вниз.

3. У подножия

* * *

Увел с зияющих высот,
Привел смотреть – одну –
Как разбивается поток
О тонкую сосну,
Как эти иглы зелены
В баксанских брызг пыли,
Как наваждения весны
Отпали от земли.

* * *

Памяти В.

Шесть лет как умер тот, кто невзлюбил
Суровый край теснин и водопадов.
Не раз он говорил –
высокомерье
Меня с отцом одно сюда влечет.
Он чувствовал, как мало уголков,
Свободных от любви к горам и к солнцу
В моем сознанье, в сердце –

ледяном,
Как поутру ручей высокогорный.

* * *

Равнинный воздух – тяжелый хмель,
А к ровности троп привыкаешь скоро.
Ты знаешь, что дилетанты – «Эль»
Зовут опасную эту гору?
Снега ее – что бритва для глаз,
И холод ее убил уже сотни.
И я, вчера одолев соблазн,
Впадаю в него все бесповоротней.

Эльбрус-Терскол, 4-5 августа 2006 г.

Быть неправым

… как струится поток доказательств
несравненной моей правоты…
А. Ахматова

* * *

Быть неправым – сродни болезни:
Глядишь, пожалеют, дадут лекарство,
Ласково скажут тебе – «не упрямься»,
Возраст и пол упомянут мельком…
Быть неправым и быть влюбленным –
Пусть я слепа – не одно ль и то же?
Правым быть и взывать к порядку –
Чем не законов любви нарушенье?

Ты запираешь меня, в надежде,
Что отлежусь, исцелюсь, исправлюсь;
Сам, утомившись, отдыха ищешь,
Сон не идет – считаешь верблюдов.
Сотый, сто первый верблюд двугорбый…
И меж горбами у всех сочтенных
Неправота моя восседает,
Дерзко глядит, победно смеется…

* * *

Неуязвимость моей правоты
Чувствовал – все отдаляясь – ты;
Непоправимость моей правоты
Вновь приближаясь – увидел ты.

* * *

О, ударная краткость надменного «прав»!
– Так свечи трепетанье, дохнув, задувают;
– так на стыках вагоны стучат;
– так ныряют
под несущийся к цели безумной состав.

Памяти В.

Дети так непохожи,

но если бывают похожи –
на тебя.

Я заметила и удивилась.
А недавно по улице нашей прохожий
быстро шел – точно ты.

Оказалось, наш сын.
Я сначала узнала тебя, забытого намертво прочно,
А потом лишь его, чье присутствие

в жизни, и в доме, и в мыслях моих постоянно.
Как же долго я не признавала,
Что ты все-таки был

сначала.

* * *

Над правотой поднимаясь,

теряешь точку опоры,
как если бы, спотыкаясь,

ночью пошла бы в горы,
как если б улики и знанье

нерасчетливо в ход не пустила,
как если бы на молчанье

смерть нас уже осудила.

* * *

Между двух то ли благ, то ли зол,
Ты всегда выбираешь боль.
Между двух то ли зол, то ли благ,
Я всегда выбирала шаг

навстречу…

* * *

Вера

в счастливый конец:
умолчаний – в шепоте нашем,
печали – в большей печали,
недоверия твоего – в моем равнодушье.

* * *

Спрашиваешь, что еще вижу сверху?
– пропасть меж всепрощением

и тоской,
что в балансе любви и порядка
мне когда-то крупинки любви не хватило;
– длинный,

как Китайская стена,

серпантин
пути моего;

– пустоту обвинений
и слез,

высушенных ветром и солнцем.

Август 2006 г.

На полях и вокруг

…вопрошай благодать, а не учение,
желание, а не разум
Бонавентура

* * *

Учил меня думать –

как учат ходить,
о направлении, — не о точке опоры, — мысля;
после – как учат писать слова,
доверясь намеренью,

и забывая
простоту или сложность

упрямчивых букв.

    
на полях

Двоение букв,
Неулыбчивость шепота,
Сближение рук –

впервые.
Неужели еще живые? —
Удивляешься,

отстраняя
Невыносимость опыта.

* * *

Учил меня думать – как учат ходить,
Плавать,
стрелять,

целоваться…
Объяснить до конца

невозможно,
Лишь нужно быть рядом.

на полях

Желанье и терпенье

важнее поясненья,
Терпенье и желанье

превыше пониманья.

Твои определения

Custodem in vineis…

В райском саду виноградины,
Щедрого ливня градины
На иссохшую почву познанья пустынь…
Краеугольные глыбы,
Глубоководные рыбы –
И вод,

окружающих рыб,

манящая синь.

на полях

Нет царских путей в математику,
Нет царских путей,
Нет царск… нет, ну пожалуйста, нет.

* * *

Воистину царский
путь

в вечность – через объятье.
Иногда по пути теряются годы,
Потом нагоняют – и ладно.
Выныривая, ищешь невольно вехи
Времени места

но только имя –
Опора, творимая поминутно,
В мире, ставшем таким незнакомым.

на полях

Старше Элоизы

на целую вечность
Абеляра пожалуй постарше
хорошо не обоих вместе
впрочем не так далеко

* * *

Предчувствия – стаи

на зори похожих птиц.
Давай же оставим

колена имен и лиц,
Давай же вглядимся

в биение чуда – в нас,
Когда возвратимся

в свой первый и вечный час.

** *

Возвращение:

но всегда – порознь.
От смирения,

с коим я жну

поросль
нежеланных желаний,

самой

страшно;
Возвращение –

к Вавилонской башне
Нашего врозь-бытия….

на полях

созидающий башню прославлен
разрушающий башню отмечен
охраняющий башню повышен

автор же амбициозного проекта
предпочел остаться неизвестным

Люди и мы

с тобой говорят – на одних языках

непонятных,
со мной – на других, на третьих,

а вместе
так ни с кем мы и не говорили…

не наговориться
не наглядеться

на каждой ступени
потерян счет,
обретен нечет

в «любит — не любит»

— И здесь напиши – нет, зеленым, — «вечный».

3-4 сентября 2006 г.

Дословесности

* * *

В «родная» слышен призвук инцеста,
В «милая» — милости, или даже
Милостыни – не дай Бог, взаимной.
Удивляют тебя и волнуют
только
Сочетанья согласных — у нас, несогласных вечно.

Каждое слово длинней искомого
Настолько, сколько в нем букв.

* * *

O Wort, du Wort, das mir fehlt!

О,
Слово, что снова мне не даешься!
Даже дразня, ускользнув, истончившись,

Не ты ли наградой?
О,
Кожа, чьи жар и неровность и запах
Единственный в мире –

Не ты ли преградой?
молчанье наградой
к биенью преградой
не надо, не надо…

* * *

Злые карлики светлых младенцев
В глубинах души сменяют,
Как в сказке Евгения Шварца
В стариков превращались дети,
А волшебники злые – в детей.

Но стало ли легче кому-то,
Стал ли кто-то ребенком беспечным
Оттого, что в колодце сознанья,
Молчаливы, как демон Максвелла,
Что гомункулус Юма суровы,

старички

моей смерти боятся и ждут…

* * *

Разве друг другу ласка, с такой безмерной
и отрешенной мукой ее извечной?
Ласка – младенцу, свету над бездной скверны;
Запах его макушки, сонный и млечный,

Разве не он велит нам прильнуть, пылая,
От умиленья онемевая сладко;
Гладить и гладить руки, не замечая
Разницы с детской ручкой в прелестных складках…

Судьба

Чтобы мне никуда о нее не деться,
Подарила сиянье любви-младенца,
Нежность и высокомерье,

тебя
и – мир,
чтоб мечом лежал между нами.

Хоме

Пронзительней

превращения ведьмы
В панночку;

и пожалуй жутче
Седой аки лунь головы бурсацкой;
Могильней последнего в церкви бденья
Любви – на глазах – на столетья – на эры – старенье.

* * *

Между Сциллою злобно кусающих слов и Харибдой молчанья
(ненасытною пастью, скрежещущей, перетирая
несказанность мгновений, несказанное – уж навеки!) –
проскользни, мой корабль! Пусть воскликнет наш кормчий,

что птицы
указуют нам путь,

в вечереющем небе чернеют
иероглифом «хи». [5]

Октябрь 2006 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] «Горячка фраз иссушила
тебе сердце» — из письма матери Флобера к своему сыну.

[2] В Московском
университете есть кафедра физики моря и вод суши.

[3] «…и таким образом
стяжать ту совершеннейшую жизнь, которую боги предложили нам как цель на эти и
будущие времена» (Платон).

[4] Вершины Главного
Кавказского хребта с «женскими» именами.

[5] «хи» — солнце; графика
этого японского иероглифа напоминает очертания квадрата, который, будучи
образованным священными птицами, проецировался предками римлян на землю, чтобы
определить наилучшее место для строительства города и святилищ.