Цицерон и Юлий Цезарь
В 60 году возник первый триумвират Г. Юлия Цезаря, Гн. Помпея и М. Лициния Краоса. Достойно внимания то обстоятельство, что участники этого тайного сговора приглашали присоединиться к их союзу Цицерона, но встретили с его стороны решительный отказ, несмотря на то, что обещали ему защиту от политических врагов. Более того, Цезарь предлагал ему должность своего помощника – «легата» – на время предстоявшего ему наместничества в Галлии (Цицерон, О консульских провинциях, 41–42, 45; К Аттику, I, 18, 4; II, 19, 4–5; IX, 2А, 1). За эту несговорчивость Цицерону вскоре пришлось поплатиться изгнанием.
Фигуры трех триумвиров весьма характерны для рассматриваемой эпохи. В них в наивысшей степени проявились индивидуализм и стремление к власти.
Г. Юлий Цезарь (100–44 гг.), несмотря на знатность рода, по женской линии оказался в родстве с Г. Марием, а женитьбой на сестре видного марианца Цинны возбудил гнев Суллы. Позднее он продолжал традиции Мария, став во главе демократической партии популяров. С помощью богатств, вывезенных из Испании, а особенно из Галлии, он развил самую широкую систему подкупа и таким путем обеспечил за собой преимущество перед всеми своими соперниками. Его биограф Светоний говорит, что он окружал себя самыми темными элементами и даже преступниками (Божественный Юлий, 47). Будучи прекрасным полководцем и привыкнув повелевать и не считаться с препятствиями, он уверенно шел к единовластию.
Гн. Помпей (106–48 гг.) начал свою карьеру как сулланец и от Суллы получил прозвание Великого. В это же время он сделался крупнейшим землевладельцем. Но уже в 60-х годах, во время войны с Митридатом, он сумел привлечь к себе симпатии войска и широких кругов населения. А когда после похода в Азию сенат, обеспокоенный ростом популярности Гн. Помпея, отказался принять его ходатайство о наделении его ветеранов землей, он порвал с сенатской партией. Сближение наступило только после третьего его консульства (55 г.) под влиянием растущей угрозы усиления Цезаря.
М. Лициний Красс (112–53 гг.) принадлежал к сословию всадников и был известен своей исключительной алчностью. Он собрал огромные богатства, скупая за бесценок продававшиеся с аукциона владения людей, подвергшихся «проскрипциям» при Сулле, а затем еще более увеличил их ростовщичеством и ловкими спекуляциями (Плутарх, Красс, 2). Соперничая с Помпеем и Цезарем, в поисках военной славы он затеял поход против парфян в Месопотамию, который оказался для него роковым (Там же, 16).
Таковы были наиболее видные из современников Цицерона. И на его долю выпала немаловажная роль в эту эпоху. Его фигура также представляется весьма типичной для социальной и политической обстановки этого времени.
М. Туллий Цицерон (106–43 гг.), сын всадника, с юношеских лет мечтал о политической карьере и, зная, что для него как «нового человека» дорога может открыться только через овладение мастерством оратора, все силы направил на достижение этой цели. Его теоретические сочинения об ораторском искусстве свидетельствуют, что подлинного оратора он и не представляет себе иначе как политического деятеля. В этом отразились требования исторического момента. Правда, он часто грешит политической близорукостью и даже неустойчивостью, честолюбие, заставлявшее его порой рисковать жизнью, переходило иногда в тщеславие, что особенно видно из самовосхваления в поэме «О моем консульстве», неумение разбираться в людях сочеталось с адвокатской неразборчивостью и т. д.– все это нередко вызывало суровые суждения ученых нашего времени. Однако исключительный талант оратора и писателя, обогатившего умы современников и последующих поколений, снискал ему величайшую славу, и это дало основание историку времени Тиберия Веллею Патеркулу через 70 лет после смерти Цицерона написать о нем следующее: «Он жив и будет жив в памяти всех веков… и скорее исчезнет из мира род человеческий, чем имя Цицерона» (Римская история, II, 66, 5).
В 53 г. после смерти Красса претендентами на власть оказались лишь Помпей и Цезарь. Но Цезарь держался вдали, воюя в Галлии с 58 г. Он издали через преданных людей зорко наблюдал за ходом дел в Риме. Помпей же оставался в Риме или в его окрестностях, чтобы лично руководить делами. А в 52 г. вследствие крайних смут в государстве он в нарушение всех республиканских порядков был избран единственным консулом – consul sine collega – и оказался почти на положении диктатора. С этих же пор началось уже открытое расхождение между соперниками.
Цицерон в последние месяцы своей жизни, уже после смерти Цезаря, вспоминал, как Помпей в первые годы своего выдвижения женился на дочери Цезаря, «чтобы с помощью его смелости, добиться могущества», и как затем старался выдвинуться, обращая ненависть окружающих от себя на него. Характеризуя честолюбие Цезаря, Цицерон рассказывает, как он любил повторять слова Этеокла из трагедии Эврипида «Финикиянки» (524 сл.):
Коли грешить, так ради тирании
И грех прекрасен, а во всем другом
Блюсти всегда нам нужно благочестье.
Цицерон эту характеристику заканчивает словами: «Вот каков тот, кто захотел быть царем над римским народом и владыкой всех народов и кто осуществил это намерение» (Об обязанностях, III, 82–83). Признавая его тираном по греческой терминологии, он соответственно с этим и оправдывал его убийство (Об обязанностях, III,19).
Помпей и Цезарь, оказавшись противниками, стали во главе двух противоположных лагерей, один во главе республиканско-аристократической группировки, другой – во главе радикально-демократической, «пролетарской» по преимуществу. Саллюстий в «Письме к Цезарю-старцу» (1, 5–6), относящемуся, вероятно, к 46 г., обращал внимание на то, что делу Цезаря очень вредит пребывание в его лагере разных темных личностей – промотавшихся людей, грабителей, ростовщиков и т. п. Это обстоятельство вызывало колебание среднедемократических кругов. Саллюстий со своей стороны советовал более всего думать об умиротворении страны.
Из кого состояли эти средние круги, остается неясным. Некоторое указание дает письмо Цицерона от 1 марта 49 г., в котором говорится о колебаниях среди людей, остающихся нейтральными. «Со мной много разговаривают,– писал он,– жители муниципиев, много и деревенские жители. Они вообще ни о чем другом не думают, кроме своих полей, усадеб и денежек. И вот смотри, как повернулось дело. Того, на которого возлагали надежды (Цезаря.–С. Р.), теперь боятся, а того, кого прежде боялись (Помпея.– С. Р.), любят» (К Аттику, VIII, 13, 2). Таким образом, вопрос в значительной степени состоял в том, на чью сторону станут эти средние элементы.
Цицерон в первые моменты, когда в 49 г. началась гражданская война, колебался, так как оба вождя своими действиями не вызывали у него симпатии. «Вот как я представляю себе дело,– писал он Аттику 9 декабря 50 г. относительно Цезаря,– предстоит иметь дело с человеком в высшей степени смелым и отлично подготовленным; на его стороне стоят все осужденные судом, подвергнутые бесчестию и все достойные осуждения и бесчестия, вся почти молодежь, вся эта городская пропащая чернь, влиятельные трибуны с Г. Кассием в придачу, все, обремененные долгами, которых оказалось больше, чем я думал – словом, им не хватает только честного дела, все же остальное в изобилии; а на этой стороне все только о том и хлопочут, чтобы не допустить войны, исход которой всегда бывает неизвестен, а сейчас особенно внушает опасение, как бы он не склонился на ту сторону» (К Аттику, VII, 3, 5). О таком окружении Цезаря пишет и Светоний (Божественный Юлий, 47).
Наконец, после тщетных попыток добиться примирения сторон (К Аттику, IX, 11-а) Цицерон отправился скрепя сердце в лагерь Помпея, за которым видел лишь то преимущество, что он выступал в качестве защитника республики (К Аттику, V, 7; IX, 10, 3; К близким, XI, 27, 4). Война, хотя и справедливая и необходимая, в общем казалась ему пагубной для граждан в случае поражения и несчастной даже при условии победы. Во всяком случае, «и для того и для другого благо и достоинство отечества всегда стояло на втором месте после достижения господства и личных выгод» (Цицерон, К Аттику, X, 4, 3–4; VIII, 11, 2).
Поражение Помпея не вызвало удивления у Цицерона. Он не сожалел и о том, что не принимал активного участия в войне (К Аттику, XI, 6, 2; 6, 5). Не удивительно поэтому, что он не продолжал сопротивления Цезарю и дружелюбно встретился с ним после возвращения его из Александрии в сентябре 47 г. Несмотря на внешнее радушие Цезаря, во все время его диктатуры Цицерон не играл никакой роли в политической жизни и чувство неудовлетворенности заглушал усердными занятиями философией и теорией ораторского искусства, изредка выступая с защитительными речами.
Мы не будем подробно останавливаться на изложении дальнейшего хода событий. Отметим только, что своими победами над республиканцами Цезарь не устранил глубоких корней сопротивления, и в среде сената при участии более 60 его членов созрел заговор, в результате которого в мартовские дни (15 марта) 44 г. Юлий Цезарь был убит. Однако убийцы не встретили сочувствия среди широких масс народа, это свидетельствует о том, что интересы этих «республиканцев» далеко не совпадали с интересами простых людей. Цезарь опирался на войско, состоявшее по преимуществу из беднейших граждан, «пролетариев». Им постарались воспользоваться ближайшие преемники Юлия Цезаря. Захватническим стремлениям М. Антония решительно воспротивился Цицерон, который в этот момент сделался идеологическим главой республиканцев. Несмотря на почтенный возраст (63 года), Цицерон проявил исключительную энергию и в течение 8 месяцев, с сентября 44 г. по апрель 43 г., произнес и написал 14 горячих речей, так называемых «Филиппик», против Антония, в котором видел нового узурпатора. Но в конце мая Антоний, разбитый в сражении при Мутине, вступил в соглашение с направленными против него Лепидом и Октавианом. Эти участники второго «триумвирата для установления республики» объявили новые «проскрипции» для устранения неугодных им людей. В числе первых жертв этих «проскрипций» 7 декабря 43 г. был убит Цицерон. А в 42 г. в сражении при Филиппах были разбиты последние силы республиканцев, действовавших под начальством Брута и Кассия.
Однако вскоре распался и второй триумвират. Сначала был отстранен Лепид, и власть поделили Антоний и Октавиан; затем начались между ними трения, которые завершились разрывом и новой гражданской войной. Октавиан сумел откликнуться на запросы широких народных масс, суля им мир и возможность спокойного труда, обновил сенатское сословие и сумел добиться благоприятного отношения сената к своему делу, возрождая славные национальные традиции и сохраняя внешний вид республиканского правления. Все это он сам тщательно подчеркивал впоследствии в своем политическом завещании, так называемых «Деяниях божественного Августа». Между тем политика Антония явно оскорбляла национальные чувства римлян и своим расточительством несла только разорение государству. Победа над ним Октавиана при Акциуме в 31 г. и подчинение в 30 г. Египта открыли путь для установления нового порядка, известного под названием принципата, а в действительности бывшего особым видом монархии.
Рабовладельческий строй, потрясенный до основания и сам с логической необходимостью катившийся к гибели, получил временную отсрочку. Создавшееся положение так охарактеризовал Ф. Энгельс: «Материальной опорой правительства было войско, гораздо более похожее уже на армию ландскнехтов, чем на старо-римское крестьянское войско, а моральной опорой – всеобщее убеждение, что из этого положения нет выхода, что если не тот или другой император, то все же основанная на военном господстве императорская власть является неотвратимой необходимостью» . А между тем гражданское население Италии, как показал ценз, произведенный Юлием Цезарем в 46 г., после возвращения его из Африки, уменьшилось почти вдвое (Плутарх, Цезарь, 55). Цицерон со скорбью говорит о запустении многих старых домов, в которых стали распоряжаться новые, недостойные хозяева (Об обязанностях I, 139). Вот во что обошлись происходившие в эту пору смуты. Когда мы представляем себе эту обстановку, полную неустойчивости и в экономическом и в политическом отношениях, мы начинаем понимать и легкость, с которой деятели этого времени меняют свои политические позиции и переходят от одной партии к другой. Так, Помпей, аристократ, сулланец, делается демократом, популяром, а под конец сближается с сенатом. Красс готов был поддерживать Каталину из зависти к Помпею (Плутарх, Красс, 13; Саллюстий, Заговор Катилины, 17, 7; 48, 4–9). Г. Скрибоний Курион, «человек знатный, красноречивый, смелый, расточитель своего и чужого достояния и стыдливости, до гениальности беспутный… сначала был на стороне Помпея, то есть, как тогда считалось, на стороне республики, а вскоре стал притворно выступать против Помпея и Цезаря, но душой был на стороне Цезаря» (Веллей Патеркул, Римская история, II, 48, 3–4; ср. Цицерон, К близким, VIII, 6, 5; Аппиан, Гражданские войны, II, 27) и в его пользу выступал в качестве трибуна в 49 г.– по некоторым сведениям он был подкуплен Цезарем (Веллей Патеркул, Римская история, II, 48, 4). Да и Цицерон, «новый человек» из всадников, стал под конец идеологом сенатского сословия.
Вся эта неопределенность и неустойчивость, неуверенность в завтрашнем дне заставляла некоторых искать удовлетворения и покоя в занятиях философией и другими науками, как это видно на примере Лукреция и самого Цицерона, а других, например, «неотериков», поэтов нового направления, к числу которых принадлежал Катулл,– в эротике и в изысканных формах поэзии.
Так, словно в каком-то калейдоскопе, мелькают перед нами и события и люди этой бурной и сложной эпохи конца республики. Свидетелем и участником, иногда весьма активным, этих событий был Цицерон. Его биография нередко сливается с общей историей этого времени. Вот почему его деятельность была бы непонятной без знания его эпохи.
