Чосер и Боэций
Идейное содержание самого значительного произведения Джеффри Чосера (ок. 1340–1400) «Кентерберийские рассказы» позволяет выявить формирующиеся гуманистические взгляды писателя на человека, его земную жизнь, деятельность, а также говорить о нем как об основоположнике реалистического метода в английской литературе. И здесь он многое перенял у своих великих современников, зачинателей итальянского гуманизма Петрарки и Боккаччо.
Чосер очень сокрушался, что в современном ему английском обществе «нет прочности» (lak of Stedfastnesse), так как «алчность» (lust) привела к разладу, и человек больше не считается способным, «если он не замышляет причинить вред своему соседу или подвергнуть его угнетению». В мире творится много несправедливостей, потому что люди, подобно заблудившемуся пьяному, никак не могут найти дороги к счастью, хотя она и указана им самим богом. Бог, говорит рыцарь в первом рассказе сборника, создал мир из земли, воды, воздуха и огня, соединив «прелестной цепью любви» все части мироздания в единое целое. Но со времен Адама и Евы и их потомства в мире распространилась «корысть», уничтожающая в обществе любовь ради «частной пользы». Поэтому бог, чтобы помешать этому, ввел такой порядок, при котором «одни занимают более высокое положение», а другие – «более низкое», а также установил «гражданскую власть», чтобы она управляла людьми «по разуму» и для «общей пользы всех». Однако и это не помогло – до сих пор в английском обществе, считает Чосер, «нет прочности». Паломон в «Рассказе рыцаря» говорит так: «Я хорошо знаю, что этот мир очень страдает,– я вижу, что змей или вор, который многих праведных людей ввергнул в несчастье, свободно расхаживает там, где ему заблагорассудится. Ведь человека бьют, как животное, сажают в тюрьму, причиняют ему боль, а часто делают несчастным и совсем безвинного». А между тем дорога к счастью указана самим творцом, и это – любовь людей друг к другу.
Джеффри Чосер
Главную роль в восстановлении «прочности» английского общества на основе «общей пользы» Чосер отводил самому человеку: усилиями своего разума и воли он должен в себе подавить порочные стремления и жить в любви со всеми людьми. Сдерживать себя и проявлять терпение во имя всеобщей любви – важнейшая добродетель человека. Священник в «Кентерберийских рассказах» призывает лордов и крепостных крестьян не пребывать во вражде и строить свои отношения на взаимной любви, а богатых людей – не носить дорогих одежд и отдать часть своих нарядов беднякам. Благоразумная Пруденция поучает своего мужа-купца: чтобы достигнуть «правильного счастья», богатства следует добывать «своим трудом, своим умом и для своей пользы», не причиняя вред другим. И сам король должен быть мудрым и высоконравственным человеком: управляя обществом, ему следует всегда помнить о благе своих подданных. Чосер призывает его быть честным, любить правду и достоинство, заботиться о своем народе, «ненавидеть вымогательства», быть строгим и, соблюдая право, «держать в руках свой меч», чтобы враги государства не смогли причинить вред обществу. Все это должно привести английский народ к восстановлению той «прочности», которой он лишен.
Таким образом, учение о моральной полноценности человека, его земной жизни и деятельности, выдвинутое флорентийскими гуманистами XIV в., нашло в Чосере своего сторонника и последователя, хотя его взгляды на человека и общество, его представления о божественной и королевской власти, трех сословиях, общем и частном благе еще вполне традиционно средневековые. И тем не менее у нас есть все основания говорить о Чосере как о зачинателе гуманистической традиции в Англии и именно с него вести начало формирования светской концепции английского государства.
Как явствует из содержания его рассказов и из скудных сведений о его жизни, Чосер не только разделял новые, гуманистические представления о человеке, но и искал религиозно-этическое их обоснование, пытаясь соединить их с основными христианскими добродетелями. Из главных идейных источников, оказавших влияние на мировоззрение поэта (наряду с «Романом о розе», великим произведением европейского свободомыслия, особенно второй его частью, написанной Жаном де Мэном), нужно прежде всего выделить трактат «последнего римского философа» Боэция «Об утешении философией». Принято считать, что Боэций явился духовным отцом Чосера; подсчитано число прямых заимствований из его трактата в произведениях английского писателя: более всего их в «Кентерберийских рассказах» – 62 из 138. Важно и то, что Чосер в 1377–1378 гг. полностью перевел на английский язык трактат Боэция, что именно в это время в его развитии произошел идейный перелом, однако согласиться с рядом зарубежных исследователей в том, что Чосер был эпигоном Боэция, никак нельзя.
«Об утешении философией» Боэция, римского философа конца V – начала VI вв., разделявшего взгляды Аристотеля и Платона, а также неоплатоников, оказало сильное влияние на всю средневековую культуру. В VI и IX стихах третьей книги трактата он изложил свое понимание происхождения мира и его устройства, следуя учению неоплатоников о божественной триаде, как ее толковал, в частности, Прокл. По Боэцию, единый бог, сущность которого сверхъестественна, воплощает наивысшее благо и счастье: посредством истечения из себя благой сущности, т. е. процесса эманации, он создал все существующее в мире во всем его количественном и качественном многообразии. При этом соотношение между единым и множественностью вещей в созданном богом мире Боэций рассматривает как отношение между целым и его частями. Из его рассуждений видно, что здесь он следует за Проклом, который в своих «Первоосновах теологии» диалектику общего и частного применительно к неоплатонической триаде сформулировал так: «Всякое целое, содержащееся в части, есть часть целого, состоящего из частей». Но эта взаимосвязь, считает Боэций, внешне проявилась в том, что бог, силой своей любви создав мир, соединил все его части, в том числе и человеческое общество, в единое целое. Божественную любовь он характеризует так: «Это всеобщая любовь ко всем вещам (communis amor). Если эта любовь ослабит свои узы, все вещи, которые любят друг друга, будут ввергнуты в непрекращающуюся битву».
Восприняв идею неоплатоников об эманации, Боэций, по существу, отказался от ветхозаветной версии создания мира богом в течение шести дней из ничего. В отличие от традиционного христианского толкования греховности как присущей всему человеческому роду в наказание за грех Адама и Евы, совершенный в раю, римский философ считает, что она проявляется только индивидуально – как недобродетельное поведение в земной жизни отдельного человека, который может своими силами ее преодолеть. О спасающей роли церкви в трактате Боэция также ничего не говорится. Более того, бог, как он предстает в «Утешении философией», вопреки церковно-христианским представлениям, в земные дела созданного им мира, по существу, не вмешивается – осуществление своих конкретных замыслов он поручил Фортуне и Природе. Фортуна – богиня счастья и удачи – распоряжается всеми земными благами людей, в том числе богатством, почетом, славой, наслаждением и властью. Она капризна, непостоянна и иррациональна в своих поступках – на античный манер Боэций изображает ее в облике слепой богини, безостановочно вращающей свое колесо, которое олицетворяет непостоянство человеческой судьбы. Тем не менее, бог дал людям разум и волю, а также предоставил им определенную свободу в поведении, и Фортуна при всем ее непостоянстве обязана поощрять тех, кто ведет себя добродетельно, и наказывать поддавшихся пороку. Госпожа Философия, являющаяся перед Боэцием в темнице, говорит ему: «Это в ваших руках, какую создать себе коварную Фортуну; ведь каждого, кто окажется злым, наказывают, если он не исправится и не станет лучше».
Поскольку все зависит от поведения человека, а все земные блага произошли благодаря эманации от единого, людям можно и должно ими пользоваться, хотя эти блага и не являются истинными, а только временными или ложными (falsae felicitatis) . Но ограничиваться в жизни лишь приобретением земных благ никак не следует. Истинное благо – в познании человеком единого божественного начала, в духовном восхождении к единому, в мистическом слиянии с ним; созданные богом и связанные с ним силой любви души людей постоянно стремятся к высшему благу, к своему создателю, и им не следует довольствоваться обладанием земными благами и огорчаться, если по капризу Фортуны они их потеряют. Главная цель земной жизни – в достижении высшего блаженства, что вполне возможно: для этого требуются личные усилия человека, добродетельное поведение и мудрость, как это продемонстрировал в свое время Сократ. Но если человек, оказавшись жертвой пороков, забудет о своем происхождении от единого бога, он тем самым опорочит себя настолько, что не сможет достигнуть истинного счастья. «О счастливые люди,– восклицает Боэций,–если любовь, которая правит небесами, управляет и вашими сердцами».
Но от духовной мистической любви, постоянно влекущей душу человека к единому богу – ее творцу и источнику наивысшего блага,– Боэций отличал любовь чувственную, или страсть. Чувственная любовь –это половое влечение, свойственное всем живым существам, которое порождается естественным стремлением произвести потомство. «Любовная страсть всех живых существ проистекает не из желания души, а из начал природы».
Из сопоставления этических воззрений Боэция и Чосера с полной очевидностью явствует, что английский поэт нашел в неоплатонической теории эманации, почерпнутой им у римского философа, приемлемое для себя философско-теологическое обоснование идеи моральной полноценности человека, его земной жизни и деятельности. Не случайно он отвергал принципы феодально-католической этики, получившие яркое выражение в известном в средние века трактате папы Иннокентия III под примечательным названием «О презрении к миру, или О ничтожестве человеческой жизни». Чосер читал это сочинение Иннокентия III, но не разделял его идей, как позже не разделял их и Манетти, итальянский гуманист XV в. Поэтому считать Чосера «католическим поэтом», как это делают некоторые зарубежные исследователи, нет никаких оснований. Но из сказанного относительно влияния на Чосера позднеантичной теории эманации, воспринятой через Боэция, напрашивается вывод о некотором стихийном предвосхищении поэтом увлечения флорентийских гуманистов второй половины XV в. неоплатонизмом.
Правда, идеал человеческого счастья у Чосера был иной, чем у Боэция. Люди могут достигнуть счастья, считал поэт, посредством любви друг к другу в земной жизни и при пользовании ее благами. Идея моральной полноценности человека у Боэция была очень неразвита, ее достижение, считал он, доступно лишь узкому кругу людей, постигших разумом сущность бога и соединившихся с ним душой. Чосер с его новым взглядом на человека и идеалом всеобщей любви, которая должна воцариться в обществе, освободил эту идею от мистицизма и элитарности, придав ей вполне реальное, в духе его времени звучание.
В соответствии со своими гуманистическими взглядами решает Чосер и вопрос о свободе воли и божественном предопределении. Вслед за Боэцием он признает за человеком право выбора, объясняя моральный упадок общества поведением самих его членов. В качестве главного средства исправления нравов он выдвигает требование: каждый член общества должен вести себя добродетельно. В «Рассказе рыцаря» Паламон явно полемизирует с христианской идеей божественного предопределения: «Какая же мудрость в таком провидении, когда невинность мучается зря? И все же наказание становится тяжелее, оттого что человек обязан сдерживать свои желания, в то время как животное может добиваться всего, что требует его плоть. А когда оно умирает, его не наказывают на том свете, в то время как человек должен страдать и проливать слезы, хотя и в этом мире он был обременен заботой и горем».
Безволие и пассивность людей критикуются Чосером также и в романе в стихах «Троил и Кресида». Троил – фаталист, непоколебимо верящий в то, что в мире господствует «простая необходимость», и об этом он говорит не раз. Ссылаясь на мнение богословов, Троил рассуждает так: раз бог наперед знает наши дела и помыслы, не означает ли это, что мы не имеем «свободы выбора» и должны смиренно отдаться на волю провидения. Жизнь жестоко посмеялась над Троилом. Когда он увидел красавицу Кресиду и влюбился в нее, он, подчинившись своему чувству, был уверен в своем счастье, полагая, что в этом проявляется божественная воля, а этого вполне достаточно. «Ничто не может измениться, если достигается в силу необходимости»,– философствовал он. Когда же Кресида, подчиняясь своему естественному чувству, изменяет ему с греком Деомедом, покинутый Троил и здесь покорно подчиняется, ссылаясь все на ту же «простую необходимость»: «…все, что происходит, происходит по необходимости, и, таким образом, в том, что я потерял, проявилась моя судьба».
Гуманистические взгляды Чосера нашли отражение и в его отношении к любви. Зачинатели итальянского гуманизма в естественном влечении мужчины к женщине видели духовную силу, способную облагораживать человека. В противовес феодально-католической этике они выдвинули идею моральной полноценности женщины. Любовь – чувство индивидуальное, считали гуманисты, поэтому от самого человека, от его душевного склада зависит, как он будет соблюдать в ней единство своих чувственных и духовных переживаний. В «Рассказе врача» говорится, что Природа является главным «наместником бога» на земле и ей поручено «создавать и украшать земные создания» во плоти, используя для этого любовное влечение. Устами батской ткачихи Чосер отвергал церковные представления о любви и браке и реабилитировал чувственную сторону любви как предписанную самой природой. В рассказах мельника и мажордома эта сторона любви предстает необычайно жизненно. Но это вовсе не значит, что к этому естественному чувству Чосер сводил всю любовь мужчины и женщины. Осуждая такой подход, он показывает, как жестоко жизнь наказывает тех, кто видит в любви только наслаждение. В этом отношении особенно примечателен «Рассказ купца». Старый рыцарь Януарий был убежден, что главное в жизни – наслаждения; женившись на молодой девушке, он вскоре ослеп от любви, а его жена, воспользовавшись этим, нашла утешение с молодым оруженосцем.
Любовь – естественное чувство, но она не сводится к нему. Важное место в ней занимают душевные переживания. В «Рассказе франклина» Чосер так формулирует его понимание любви: «…любовь, как все духовное, свободна (Love is a thing as any spirit free), и всякая достойная жена хочет быть свободной, а не рабыней. Мила свобода ей, как и мужчине». Любовь сильнее дружбы, правил рыцарской чести и всевозможных предписаний. Арсита в «Рассказе рыцаря» говорит: «Любовь есть величайший закон среди тех, каким можно подчинить земного человека. Необходимость требует, чтобы человек любил, и он не может ничего против этого поделать». Она оказывается сильнее сословных предрассудков, как любовь крестьянки Гризельды и маркграфа Вальтера. Она облагораживает человека, пробуждает в нем готовность пожертвовать своим благом ради счастья любимого («Рассказ студента», «Рассказ франклина»). Влюбленный в Доригену Аврелий поражен благородством ее и ее мужа: «Я буду скорее страдать от горя, чем уничтожу любовь между вами». Взаимное чувство любви– основа счастливого брака. В «Рассказе купца» несколько страниц посвящено описанию прелестей брачной жизни. А приходский священник библейскую легенду о создании богом Евы из ребра Адама толкует как божественное повеление женщине быть «товарищем» (felawe) мужчине.
Мировоззрение Чосера свободно от того пессимизма, которым отличались взгляды римского философа, пережившего крушение Римской империи и опалу при Теодорихе. Боэций внушал читателям мысль о тщетности земного счастья, убеждал быть равнодушным к земным благам, призывал направить усилия людей на постижение божественной сущности и в этом найти истинное утешение. Идейные устремления Чосера во многом прямо противоположны. Он использовал неоплатоническую идею эманации, заимствованную у Боэция, для реабилитации человека, его земной жизни и деятельности, осуждаемых церковью, не отвергал земные блага людей, верил в то, что человек способен победить порок собственными нравственными силами, в результате чего, по его убеждению, будет достигнуто моральное обновление общества. Отсюда оптимизм Чосера, его жизнелюбие и любознательность, его горячее желание глубоко познать и реалистически правдиво изобразить земную жизнь людей во всем ее многообразии. Чосер вырабатывал и пропагандировал идеи, отражавшие интересы поднимающегося бюргерства и других прогрессивных сил английского общества XIV в. В этой связи примечательны слова рыцаря по поводу страшных рассказов о коварстве Фортуны, которыми пугали паломников аббатиса, монах и другие служители церкви с целью убедить их в ничтожестве человека и его земной жизни. «Не нужно более таких рассказов, для большинства людей эта малая ноша является самой тяжелой. Я скажу о себе. Мучительно слушать о внезапном падении человека, в то время как он обладал большим богатством и жил хорошо. И, напротив, радость и большое удовлетворение доставляет человек, который был в бедности, но поднялся вверх, стал удачливым и достиг процветания. Именно это отрадно, и об этом хорошо бы рассказывать». Любопытно, что рыцаря в этом поддержал трактирщик.
Оценка Чосера как «основоположника реализма» в английской литературе вполне справедлива. Идейной основой его реалистического метода, особенно в последний период творчества, были новые гуманистические взгляды на человека, на его земную жизнь и счастье. Интерес писателя к человеку и его земному бытию проявился в показе разнообразных жизненных ситуаций, в которых оказываются люди, в выявлении их индивидуальных и типических черт, материальных и социальных условий их бытия, привычек, поведения, взглядов и стремлений с целью глубоко и правдиво изобразить их в своих произведениях. Как вполне убежденный художник-реалист, Чосер в конце своего знаменитого пролога к «Кентерберийским рассказам» так формулирует свое творческое кредо: писатель должен соблюдать жизненную правду и стараться как можно полнее передать каждую историю «соответственно человеку» (a tale after a man), ее рассказывающему, не упустив при этом ничего примечательного и характерного в нем.
Как видно, весьма существенный для человека средних веков вопрос о земном счастье Чосер пытался решить по-новому. Он не пошел за Боэцием в признании земных благ ложными или неистинными, переняв новые взгляды на человека, пропагандируемые зачинателями итальянского гуманизма. В свое время Данте в трактате «Монархия» писал: бог поставил перед человеком две цели – «блаженство здешней жизни», достигаемое собственной добродетелью и именуемое раем земным, и «блаженство вечной жизни», заключающееся в созерцании божественного лика. До земного блаженства люди доходят «путем философских наставлений», «по разуму», следуя в своей жизни моральным и интеллектуальным добродетелям, а до второго – путем наставлений «духовных», превосходящих разум человеческий. Из «Кентерберийских рассказов» Чосера явствует, что он подобным же образом пытался решать вопрос о цели человеческого существования.
Гуманистические идеи в Западной Европе, возникшие под влиянием увлечения античностью, отражали реальные потребности развития общества в начальный период перехода от феодализма к капитализму. Они были необычайно жизненными, весьма актуальными для своего времени. Для Англии XV в. объективное, реально-историческое значение пропагандируемой Чосером идеи моральной полноценности человека, его земной жизни и деятельности заключалось в том, что эта идея способствовала осознанию быстро поднимающимися дворянскими, бюргерскими и фригольдерскими элементами из «общин» (commons) важной роли своей деятельности для всего общества, росту их политической сознательности, выработке новых требований к королевской власти и государственному устройству. Это объясняет, почему «Кентерберийские рассказы» были одной из самых популярных книг в Англии XV в., особенно во второй половине столетия, когда со своим политическим учением выступил Джон Фортескью, отразивший общественные интересы формирующихся новых классов – буржуазии и «нового дворянства».
