Первый успех приходит к Шопену во время учебы в варшавской консерватории. Прожив некоторое время в Берлине, а потом в Вене (1829 г.), он окончательно уезжает из Польши в Париж (1830 г.). Испытав трудности в начале пути, становится профессором по классу пианино и пользуется большим успехом в высшем парижском свете. Встреча с Жорж Санд вырывает его из этой пустой жизни. Десять лет, проведенных между Мальоркой и Ноаном, являются для него годами активной творческой деятельности и одновременно романтических страданий. Они расстаются в 1847 г. После утомительных поездок в Лондон и Глазго, которые он совершит на следующий год, он вернется в Париж, где и умрет 17 октября 1849 г.
Расширив понятие культуры до совокупности образа жизни и деятельности людей определенной группы, можно, вне всякого сомнения, восхищаться разнообразием, сложившимся на европейской территории. Все зависит от того, какой регион мы рассматриваем.
После распада Римской империи в V в. на европейском континенте существуют и развиваются три большие культурные области. На юго-востоке – балканская обметь, наследница Восточной Римской империи. Она переживает расцвет вместе с Византией, а затем испытывает мусульманское влияние в XV– XIX вв. На востоке – славянская область, широко открытая для проникновения азиатской, византийской, мусульманской и западной культур. На западе – западная область, где тесно переплелись северная и англосаксонская культуры с греколатинским культурным наследием. Вот уже более шестнадцати веков эти три культурные области испытывают постоянное взаимопроникновение.
Если обратиться к масштабу города, то нетрудно заметить, что некоторая культурная специфика сохраняется до сих пор. У парижанина своя культура, отличающая его от пражанина, флорентийца или берлинца. Корсиканец, галл, каталонец, баварец, савояр… каждый из них заявляет о своем праве иметь собственную культуру, отличающую его от соседей. Итальянец, немец, британец, датчанин… наследники государств, ставших государствами-нациями, узнают друг друга по специфическим чертам, которые они тщательно оберегают.
Рихард Вагнер родился в Лейпциге и там же учился в университете. Открыв для себя Вебера и Бетховена, начинает заниматься композицией. Он отправляется в Лондон, а затем в Париж, где надеется сделать блестящую карьеру, но везде стакивается с безразличным к себе отношением. Вагнер уезжает в Дрезден, где его ожидают неудача и полууспех. Наконец счастье улыбается ему. Несмотря на то, что Париж так и остался незавоеванным, композитор предпринимает гастрольную поездку по Европе. Людовик II, король Баварии, оказывает ему помощь; он приглашает его в Мюнхен, где Вагнер осуществляет постановку «Тангейзера», «Корабля-призрака” и «Тристана и Изольды » (1864 г.). Из-за скандала, вызванного его связью с Косимой фон Бюлов, Вагнер вынужден покинуть Мюнхен и вернуться в Швейцарию. Композитор pешает построить в Байрейте театр (1872 г.) для постановки своей тетралогии. Овеянный славой, он уезжает в Италию и умирает в Венеции в возрасте 70 лет.
Бурные культурные страсти разгораются, несомненно, на региональном и национальном уровнях. Дело порой доходит до яростного сопротивления. Каталонская или баскская специфика присутствует по обе стороны Пиренеев. Франкофонская специфика вполне реальна за пределами Франции: примером тому может быть Жак Брель. Северная Ирландия переживает драму двойной идентификации: ирландской и британской. И напротив, Швейцария и Люксембург – это такие государства, где различные языковые культуры находятся в состоянии гармонии. Примеры подобного совпадения культур или их расхождения в Европе могут быть умножены.
Можно с уверенностью сказать, что это разнообразие культур Европы берет свое начало в бронзовом веке, если не раньше. Желание сохранить свою специфику свойственно каждой этнической группе, имеющей общую территорию и историю. Насколько оно характерно для европейцев и надо ли его отстаивать? Европейская интеграция, начатая на Западе с создания ЕЭС, неоднократно наталкивалась на сопротивление защитников национальной самобытности. Следует ли видеть в этом сопротивлении препятствие или, наоборот, признать его как особенность, которую надо ценить? Сможет ли когда-нибудь европейский народ быть столь же сплоченным, как североамериканцы или китайцы? Желательно ли это?