В.Синицин. Духовное наследие Святой Терезы Малой: опыт современной интерпретации
ДУХОВНОЕ НАСЛЕДИЕ СВЯТОЙ ТЕРЕЗЫ МАЛОЙ:
ОПЫТ СОВРЕМЕННОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
I. Основы богопознания св. Терезы
III. Влияние Кармеля на жизнь святой
IV. Духовный опыт ночи небытия
VII. Жертва милосердной любви Терезы
Введение
В своей монографии «Религии человечества» известный автор,
специалист в области сравнительного богословия Мишель Малерб отмечает:
"Наблюдая религии со стороны, никогда нельзя судить о них по тому, что лежит в
основе их публичного проявления, или что мотивирует их положение в
общественной жизни. О религии можно судить лишь по ее святым" [23, 327]
[1] .
Типы святости, явленные миру среди христиан и восточной, и западной традиции
не перестают нас удивлять многообразием своих форм и многогранностью
проявлений. Представляемая работа является, в том числе, и попыткой понять
ведущие мотивы, и выявить основные закономерности, свойственные как
христианской духовности вообще, так и религиозной мистике в особенности.
Духовная жизнь – явление неоднозначное, поскольку всегда носит в высшей
степени личный характер. Она индивидуальна даже среди адептов одной и той же
религии, даже не смотря на порой очень точно выверенную и стройную систему
культа, и четкий иерархический порядок. Способы проявления и формы выражения
духовной жизни верующих так же отличаются друг от друга, как и сами люди. Для
рассмотрения был выбран духовный опыт Святой Терезы Малой (Лизьесской), жившей
в самом конце XIX века, но оказавшей поразительное влияние на XX век.
“Опыт веры святой Терезы из Лизье… нуждается в серьезном осмыслении”, –
утверждает священник Русской Православной Церкви отец Георгий Чистяков. – “Что
общего между Отцами первых веков, Иоанном Златоустом или Амвросием
Медиоланским, Григорием Великим или Августином и девочкой из Нормандии,
которая мало что читала, не имела никакого жизненного опыта, не получила
систематического образования и, уйдя в Кармель в пятнадцать лет, казалось бы
полностью отрезала себя от реальности?…Святая Тереза, в отличие от великих
святых прошлого, избирает малый путь. Это первая особенность ее личного credo.
Тема детскости оказывается для нее чуть ли не главной – детскости, которая
становится определяющей характеристикой нашего „я“… Тереза впервые сумела
показать, что духовная детскость есть нечто несоизмеримо большее, чем
подражание отдельным чертам, свойственным ребенку". [44, 3]
Проблематику исследования, таким образом, можно обозначить следующими
вопросами: Духовная детскость Терезы и суровый аскетизм духовности древних
Отцов Церкви: насколько сопоставимы они между собой? Могут ли они, такие на
первый взгляд разные, одинаково служить примером всем искренне ищущим Бога в
наши дни
И чем же обращение к духовному наследию именно этой святой, может стать
полезным современному христианину в условиях выбора среди многообразия
существующих форм духовности и их богословских интерпретаций? Что добавляет
оно к уже сложившемуся образу восприятия Бога, мира и себя самого?
Не будет ли сегодня следование по т. н. “малому пути”, открытому скромной
сестрой-монахиней, являться всего лишь уступкой сложившемуся положению вещей в
нынешнем мире — попыткой слишком легкого, беззаботного образа жизни, не
требующего от верующего никакого обращения к существующему в христианской
Церкви многовековому опыту добровольной аскезы: отшельничеству, посту? Так ли
это на самом деле, и в чем именно заключается вышеупомянутая “детскость” этой
святой?
Интересна ли нам Тереза в действительности, со всеми ее несовершенствами,
периодами сомнений и ощущением покинутости и оставленности, свойственным не
только мистикам, но и каждому, кто находится в общении с Богом?
Ответы на все поставленные выше вопросы, таким образом, можно дать лишь после
осмысления основных, веховых моментов духовности святой Терезы из Лизье, с
которыми как раз и пытается ознакомить данная работа.
Ее описаниие собственной жизни, несмотря на простоту изложения, нисколько не
уступает по силе и по глубине переживаемого опыта «Исповеди» Блаженного
Августина или «Истории моих бедствий» Абеляра. Несомненно, именно этот момент
— близость, узнаваемость и возможность сопоставления со своим личным духовным
опытом, делает ее столь интересной для христиан наших дней, заметно выделяя ее
автобиографию из множества имеющихся “хрестоматийных”, ставших уже почти
стандартными описаний житий святых. Тереза являет нам, как это ни
парадоксально звучит, христианство “с человеческим лицом”, христианство,
ощутившее себя как ЛЮБОВЬ.
Таким образом, предмет данного исследования — особенности духовного опыта
богообщения св. Терезы Малой — находится, скорее всего, в области пересечения
проблематики, представляющей интерес для психологии религии и философской
антропологии, нежели для агиографии. Впрочем, в процессе работы происходит
неоднократное обращение к последней, как к важному вспомогательному средству.
Необходимо понять, что все происходившее в жизни Терезы, делавшее особенными
ее отношения со Христом, было обусловлено в первую очередь не только и не
столько благодаря проживанию в закрытой монастырской общине, сопровождающемуся
чтением Священного Писания и регулярной молитвенной практикой. Монастырь для
Терезы явился, прежде всего, тем местом, где она смогла с бóльшей полнотой
реализовать свой духовный потенциал, воплотить то, к чему стремилась уже с
раннего возраста — “выбрать все” и “принести себя в жертву Милосердной
Божественной Любви”.
Для облегчения в представляемой работе последовательность глав восприятия
материала в целом, расположение краткого жизнеописания святой будет уместным
поместить в первой части введения.
Детство и юность Терезы прошли в тесном кругу семьи Мартéн, в окружении нежно
любящего отца и старших сестер, заботившихся о ней вместо рано ушедшей из
жизни матери. Оставшуюся часть своей короткой жизни (с 16-ти до 24-х лет) она
провела в закрытом монастыре кармелиток в Лизье.
Она была последним, десятым ребенком в семье. Четверо детей умерли в раннем
возрасте. Четверо девочек стали кармелитками в Лизье, а пятая – визитандисткой.
Начиная с раннего детства, Тереза ощущала в себе призыв к жизни в закрытом
монастыре. Однако, в ответ на ее официальное прошение о поступлении в кармель,
начальство, сославшись на ее слабое здоровье и малолетство, ответило отказом.
Вместе со своим отцом и сестрой Селиной, Тереза совершает паломническую
поездку в Рим для того, чтобы просить у Папы Льва XIII необходимое разрешение.
В результате, в апреле 1888 года она вступает в монастырь, где через два года
принимает первые монашеские обеты.
В 1894 году настоятельница мать Агнесса, родная сестра Терезы, попросит ее
описать воспоминания совместного детства. Тем самым было положено начало
автобиографии Терезы, известной под названием «L’ Histoir d’ une âme» –
«История одной души». В 1895 году сестра Тереза Младенца Иисуса и Святого Лика
[2] специально сочиненным для себя посвящением, принесла свою душу в жертву
Божественной Любви. В следующем году у нее открылось кровохаркание. Однако, по
настоянию другой родной сестры, (В монашестве – сестры Женевьевы) она
приступает ко второй части автобиографии. В июне 1897 года Терезу помещают в
монастырский лазарет, где она и завершает свою работу над рукописью.
Причастившись 19 августа последний раз Святых Даров, сестра Тереза умерла 30
сентября того же года.
Опубликованная на следующий год ее «История одной души» сразу же стала одной
из самых читаемых книг того времени. В 1925году Тереза Мартéн была причислена
к лику святых, в 1927 году, вместе со святым Франциском Ксаверием ее объявили
покровительницей Франции наряду со святой Жанной д’ Арк.
В октябре 1997 года, Папа Римский Иоанн Павел II, провозгласил Терезу
Лизьесскую вслед за святой Екатериной Сиенской и святой Терезой Авильской
третьей женщиной-Учителем Церкви.
Теперь — относительно историографии данной темы. В России достаточно хорошо
известно имя Великой Терезы – святой Терезы Авильской, мистика и реформатора
женских кармелитских монашеских общин, жившей в XVI веке. Три века спустя, в
одной из таких общин, незаметно для всех, маленькая монашка, носившая то же
имя и посвятившая себя, по благочестивой традиции принятия имен после
пострига, младенцу Иисусу, открыла Церкви новый путь к святости. Хотя нов ли
он в действительности или просто раньше никем не был замечен?! В отечественной
энциклопедической литературе мы наблюдаем отсутствие статей о Терезе Малой.
Русскому читателю еще не очень хорошо знакомо и открыто для постижения ее
духовное наследие. Серьезные богословские исследования доктрины этой
монахини-кармелитки, которая почитается сегодня величайшей святой нового
времени в нашей стране еще впереди.
О том, что тема Терезы Малой в русскоязычной богословской и культурологической
публицистике абсолютно не исследована, говорить, конечно, ни в коем случае
нельзя. Последним из написанных в эмиграции произведений Дмитрия Сергеевича
Мережковского (1866 — 1941) как раз является роман «Маленькая Тереза».
Неординарный мыслитель Мережковский, поглощенный вопросами веры и святости,
много писал о святых. Это произведение словно резюмирует всю направленность
его религиозной философии: “путь к настоящей, единой вселенской Церкви ведет
через личное переживание человеком любви к Иисусу Христу — путь Маленькой
Терезы."[24, 210] Целью романа было, впрочем, не изучение прошлого юной
кармелитки, но, как и в произведении «Испанские мистики», предсказание
духовной культуры будущего человечества. Долгое время роман хранился в
рукописях, затем небольшим тиражом издавался за границей и лишь совсем недавно
стал доступен современному российскому читателю, выйдя в 1988 году в
издательстве „Водолей“ в качестве приложения к очередному, критическому
изданию «Испанских мистиков». Не равнодушной к духовности Терезы из Лизье была
и жена Мережковского — известная писательница Зинаида Николаевна Гиппиус (1869
— 1945). С темой Вечноженственного в ее произведениях связан образ Терезы,
которую она, как и Мережковский, считала “посланцем Иисуса Христа на земле и
ангелом — во всей ее чистоте и прямолинейности”.[24, 213] Образ этой святой
привлекал супругов Мережковских в течение всей их творческой жизни. Она стала
в их глазах, буквально, земным воплощением Любви. Ее послушание, смирение,
любовь к Иисусу Христу и принятие на себя страданий полностью соответствовали
концепции «любви-влюбленности» обоих писателей: “Любовь выше других
добродетелей в жизни на земле. Любовь — это постоянная верность, встреча и
единство с другими. Любовь сильнее веры.” Для Зинаиды Гиппиус даже пережитый
Терезой Лизьесской опыт оставленности и духовной сухости является еще одним
аргументом для подтверждения созданной ими теории: "Наше горе в том, что
настоящая, корневая, навечная любовь не бывает в душе равна вере. Даже моя
Тереза потеряла свою веру. Любовь у нее осталась, и надежда (она включена в
любовь, но не замена вере). И все это — со смертью" [3].
Здесь, несомненно, возникает необходимость рассмотрения духовности Терезы
Малой не только в контексте столь занимаемой писателей-романтиков их
собственной идеи "Новой Вселенской Церкви" и выдвигаемой ими теории
"Человечества Третьего Завета". Прежде всего, необходимо беспристрастно, без
попыток поместить в ту или иную существующую парадигму, поистине уникальное
наследие, оставленное нам этой святой.
В 1955году во Франции впервые на русском языке вышла «Повесть об одной душе»
святой Терезы имени Младенца Иисуса.
Заглавной частью предисловия, пожалуй, самой интересной и самобытной, является
написанный за год до того очерк «Святая Тереза — заступница и молитвенница за
землю Русскую», Его автор — глубоко верующим православным христианин Владимир
Ильин, живший в то время в Булоне-на-Сене. Его чаяния свойственны многим
оказавшимся тогда в эмиграции писателям-христианам, мечтающим о восставлении
прежнего, но находящегося теперь в плену прокоммунистического безверия
Отечества. Вынужденно очутившись на Западе, многие из них гораздо яснее чем
прежде ощутили общие духовные корни, питающие христианство: "…есть святые,
призванные от чрева своей матери, которые, с некоторой, так сказать, …
ангельской, окрыленной легкостью находят свое призвание, сразу же отдаются ему
и уже до конца дней своих идут по раз начерченному пути, не оглядываясь ни на
право, ни на лево. Таковы св.Франциск из Ассизи, таков преподобный Серафим
Саровский, таково богоизбранное дитя из Лизье…" [3, 19] Ильин выражает свою
искреннюю радость по поводу того, что Церковь на Западе провозгласила святую
"Угодницу Божию Терезу заступницей и молитвенницей за Землю Русскую." Она
вышла, казалось бы, из недр той земли, того народа и той культуры Запада,
которые во всех смыслах далее всего отстояли от России, но, "… из среды
именно этого народа вышла новая заступница Земли Русской, новая ее
предстательница перед Богом, исполненная любви, жалости, сострадания к народу,
вечно осуждаемому на смерть и пытки, вечно презираемому, унижаемому,
оплевываемому, мучимому, обижаемому". [3, 21]
Темы, поднимаемые в очерке В. Ильина, нуждаются сегодня в более взвешенном,
последовательном пересмотре. Прежде это касается области применения такого
единого и на Западе и Востоке, провозглашаемого Никейско-Константинопольским
Символом веры, понятия, как общение святых. Особым аспектом по-прежнему
остается наличие исторически сложившихся внутри христианства деноминационных
границ. В период религиозных преследований в советской России, вопрос просто
не стоял с присущей нынешней ситуации остротой. В представляемой работе
обращение к указанным темам предполагает использование имеющихся на сегодня,
подтверждаемых новейшими исследованиями и публикациями, трактовок.
Первый переводчик повести Терезы Малой на русский язык, диакон Василий фон
Бурман, кроме ценных комментариев, оставил нам и два агиографичесских
исследования, посвященных Малой Терезе [4] — «О среде, в которой воспитывалась
душа будущей святой» и «О монастырской среде, в которой подвизалась и достигла
святости Тереза Имени Младенца Иисуса». Этот опыт важен для нас тем, что,
являясь служителем византийского обряда и в то же время будучи хорошо знаком с
христианской духовностью в католической традиции, он имел возможность
сопоставлять обе традиции и сделал немало для того, чтобы облегчить для
читателя, знакомого в основном с духовностью православного востока, восприятие
как кармелитского монашеского благочестия, так и самой личности Терезы из
Лизье.
Одним из самых авторитетных биографических исследований является, например,
переведенная на одиннадцать языков (в том числе недавно и на русский)
монография нашего современника, епископа Байе и Лизье монсеньора Ги Гоше под
названием «История одной жизни». Сам, будучи монахом-кармелитом, он с 1968
года был занят подготовкой издания полного собрания сочинений святой Терезы из
Лизье.
Церковь сказала свое слово. Святость и учение св. Терезы Младенца Иисуса
признаны повсеместно. Но, чтобы избежать ошибочных или непполных толкований,
углубить учение святой, недостаточно было переданных однажды
матерью-настоятельницей документов и текстов, предназначенных для первой
публикации [5]. Как и ожидалось, только оригиналы рукописей помогли понять
"движение мысли, ритм жизни и тот свет, который заключен в ее определениях,
обычно ясных и окончательных". [44, 2] Книга епископа Гоше, таким образом,
является самым полным на сегодня биографическим исследованием святой.
Другой аспект жизни Терезы, а, вернее, влияние ее духовности на современный
мир, пытается рассмотреть доктор библейского богословия, тоже монах-кармелит,
преподаватель догматики из г. Брешии (Италия) Антонио Сиккари.
"Сотни тысяч экземпляров автобиографии, написанной маленькой Терезой Мартéн с
невероятной быстротой разошлись по свету. Ее изображение за один только год –
с 1915 до 1916 гг. – было отпечатано в четырех миллионах экземпляров". [37,
129] Что же произошло? Многие современные богословы и ученые пребывают в
растерянности. Они спрашивают себя, не обязана ли Тереза своей славой
какому-то недоразумению? Лучше всех эту растерянность перед образом святости
Терезы передает в своих «Портретах святых» именно Сиккари, старавшийся
объективно, без излишнего романтического налета исследовать жизнь и творчество
святой: "Кажется, что она неожиданно показала слишком легкий, улыбчивый,
домашний путь к святости; кажется, что она одним ударом опрокинула древнее
здание героической святости, невозможной для простых верующих, ради
повседневной святости, состоящей из мелочей и розовых лепестков, рассыпанных
над распятием или перед Святейшим Таинством, как когда-то рассыпали их дети во
время процессии Тела Господня. И многим показалось, что с ее приходом святость
стала детской сказкой, которую можно рассказывать и взрослым, и рассказ
получится убедительным и трогательным, как ее образок с распятием, покрытым
букетом роз".[37, 129-130]
Конечно, со временем становилось ясно, что образ этой святой далеко не так
однозначен, как может показаться с первого взгляда. Всегда было и есть
искушение сделать из нее некий приукрашенный лубок. Многие исследователи
намеренно подвергали ее жизнь, характер и проповедь порой даже „беспощадному“
социологическому и психологическому анализу. Но это лишь помогло глубже и
лучше воспринять ее жизненный опыт и учение и совершенно не затронуло
инстинктивной любви к Терезе всего христианского народа. Ее называли „Самой
любимой девушкой на земле“. Еще до канонизации ей приписывали около 4000
чудес. К ее заступничеству в годы двух мировых войн – на полях сражений и в
концлагерях – прибегало в молитвах множество людей.
Из последних отечественных исследований духовности Терезы Малой наиболее
интересными и яркими являются три, написанные почти одновременно и во многом
между собой пересекающиеся и дополняющие друг друга эссе, свидетельствующие о
возросшем в последнее время в России неподдельном интересе к этой святой.
Упомянутый уже отец Георгий Чистяков в своем очерке «Тяжела работа Господня»
говорит, что "осмысление улыбки, радости, возможно даже игры в свете
Евангелия", он также считает несомненным открытием Терезы из Лизье. Ведь монах
необязательно должен быть суровым. Радостная аскеза, "аскеза с улыбкой вполне
возможна и ничуть не противоречит духу Евангелия". [44, 7]
А. Мосин в своем исследовании «Тереза Малая и Россия», предваряющем новый
перевод «Повести об одной душе», осуществленный Славянской Библиотекой в
Париже и редакцией журнала «Символ», говорит о том, что при переводе важно
было сохранение всех особенностей стиля Терезы. Он полагает, что всякая
«русификация» писаний святой приведет лишь к искажению ее образа в сознании
читателей. Тем более, что в своих писаниях Тереза предстает как святая,
олицетворяющая неизвестный на Руси тип женской святости: "В Русской Церкви
святой по преимуществу — это брадатый инок, собственноручно рубящий деревья
для будущего храма". Кроме того, автор уверен, что "Образ Терезы близок всем
русским женщинам, на слабых плечах которых утверждалась Русская Церковь в
самые страшные годы сталинских гонений на религию. Действительно, тогда
Русская Церковь была поистине Церковью женщин, которые своим трудом и своими
молитвами «удерживали» всю Россию".[26, 13]
И, наконец, известный христианский журналист Яков Кротов в статье «Песчинка,
ставшая скалой» пытается рассматривать духовность Терезы в аспекте пола (в
т.ч. в корреляции с зарождавшимся в эпоху, современную Терезе Малой феминизмом
[6] ) и возраста, которые она, сделала своим частным делом. И это помогло ей с
одной стороны оказаться там, где "она была свободней чем любая феминистка", а
с другой — найти "способ победить рабство времени, возраста и возрастной
иерархии"[см. 22, 8]
Таким образом, на сегодняшний день имеется уже достаточно много биографических
исследований и переводов текстов, написанных этой святой.
Цель написания данной работы — призыв понять свойственные христианству в
целом
и независимые от деноминационной принадлежности общие духовные ценности,
которые предполагаются быть выявленными, исходя из рассматриваемого опыта
святой из Лизье. Попытка их осмысления и современной интерпретации задана уже
в самом названии работы. Кроме того, в ходе исследования становится очевидным,
что простого понимания или, хотя бы, приближения к подлинному смыслу того, что
пыталась выразить в своих дневниках Тереза — явно не достаточно.
Представляемая работа должна послужить еще и тому, чтобы все те общие основы
христианской духовности, которые, собственно, и скрепляют воедино Церковь —
Мистическое Тело Иисуса Христа, оказывались как можно чаще перед глазами и тем
самым как можно чаще напоминали о существующей и вечно живой в любви Истине.
Прежде всего, поиск того, что объединяет между собой христиан, а не намеренное
муссирование различий, часто вызывающее лишь межконфессиональную неприязнь и
вражду — основная цель работы и основные критерии подхода, предпринимаемого в
данном исследовании.
Структура работы представляет собой несколько последовательно расположенных
глав, отведенных тематике различных аспектов духовности, в которых смог
наиболее ярко отразить себя опыт Терезы, положения ее «учения» и, характерные
только для нее, неповторимые особенности и подходы к таким областям, как
богопознание, монашеская жизнь, мистика и т.п. Мистическим, по сути, является
всякое религиозное мировоззрение. Впрочем, что касается именно Терезы, то, как
замечает упоминавшийся уже отец Георгий Чистяков, "Святая Тереза никогда не
говорит об озарениях, экстатических состояниях и видениях…, и это делает ее
духовность чрезвычайно близкой и понятной для православного Востока". [44, 7]
[7]
Итак, первая глава работы посвящена опыту богопознания Терезы, начиная от
раннего детства, проведенного в благочестивой верующей семье, и заканчивая
описанием его уже устами духовно зрелой монахини-кармелитки. Во второй главе —
тайна мистического переживания детства Иисуса, пришедшего на свет в виде
простого беззащитного младенца в далеком Вифлееме. Принятие Терезой
монашеского имени тоже произошло под знаком этой тайны. Данный опыт лег в
дальнейшем в основу так называемого «малого пути» к святости, открытого
Терезой. Жизнь монахини, навсегда избравшей своей судьбой пребывание в общине
тех, кто умер для мира и следует за своим возлюбленным Небесным Женихом, — вот
тема, поднимающая множество вопросов: чем именно явилось монашеское призвание
для Терезы Мартéн; как она переживала свою сопричастность к "невестам
Христовым", каждая из которых оставалась при этом еще и человеком, со
свойственными каждому недостатками и др. Все это — тема третьей главы работы.
"Ночь небытия", описанная в четвертой главе — это опыт, переживаемый почти
всеми, идущими по пути молитвы и жертвы. Описание того, как святая
преодолевала этот нелегкий духовный период и того, что он ей дал, содержится в
части исследования, составляющей четвертую главу. Пятая глава является
попыткой подробного ознакомления с основными положениям «пути малых душ».
Описание этого пути, вышедшее из-под пера Терезы Малой, при всей своей
простоте является одним из величайших шедевров христианской духовной
литературы. Факт того, что повесть угодницы Божией сделала ее знаменитой на
весь мир, еще не означает того, что она была понята всеми до конца. В шестой
главе излагается одна из самых важных в жизни рассматриваемой нами святой тем,
а именно: тема молитвы за грешников. Эта тема неоднозначна и противоречива в
отражении двух тысячелетий истории христианства. Вопрос о том, позволительно
ли поминать грешников в молитвах Церкви и в личных прошениях, был далеко не
праздным и не всегда ясным. Он вставал время от времени с большей или меньшей
остротой в богословских спорах. Для Терезы это не вопрос, поскольку она
следует здесь лишь за Христом, не только сидевшим с грешными людьми за одним
столом, но и пришедшим призвать в первую очередь именно их, а не праведников к
покаянию [8]. Седьмая глава работы отведена рассмотрению роли жертвенности на
духовном поприще как Терезы, так и любого подвизающегося следовать за Богом
человека.
Первоисточники, заявленные как «духовное наследие Терезы Малой», на которые
опирается предпринимаемое в данной работе исследование, включают в себя,
прежде всего:
1) «Повесть об одной душе» (в современном переводе — повесть «История одной
души») в различных, значительно отличающихся друг от друга, редакциях.
2) Ставшие лишь относительно недавно доступные читателю автобиографические
рукописи и духовные стихотворения святой, десятилетиями находившиеся за
стенами женского кармелитского монастыря в Лизье.
Метод исследования может быть определен как дескриптивно-актуализирующий:
последовательное рассмотрение указанных основных тем -аспектов духовного
наследия Терезы, составляющих структурную основу работы, происходит по
следующей принятой автором работы схеме:
1) ПЕРВОИСТОЧНИК >> 2) БОГОСЛОВСКИЙ КОММЕНТАРИЙ
>> 3) ВЫВОД >> 4)
АКТУАЛИЗАЦИЯ.
Обращение к имеющимся первоисточникам соответственно рассматриваемой в каждой
главе проблематике сопровождается комментариями. Они включают в себя не только
собственные мысли автора-исследователя, но и, по возможности, подтверждаются
обращением к соответствующей тематической литературе, содержащей мнения и
высказывания наиболее авторитетных на сегодняшний день специалистов. При этом
автор работы намеренно отказался от необходимого на данном этапе (с точки
зрения логической последовательности) метода детального анализа
рассматриваемых высказываний и действий святой, оставив за собой право
применения теологического комментария. Дело в том, что использование в
отношении чего-либо аналитического подхода, свойственно, прежде всего,
философскому позитивизму и является его основным методом [9]. Исследование
духовного опыта Терезы, таким образом, просто не входит в сферу применения
позитивистских методов и методов эмпиризма вообще. Осуществляемые же в работе
богословские комментарии к мыслям, выраженным Терезой на страницах дневников и
ее действиям, обусловленным мистическими порывами, по форме более всего
напоминают, пожалуй, дескриптивный подход, свойственный феноменологии религии
[10]. Но, в отличие от данного метода, довольствующегося по большей мере лишь
описанием примеров теофании [11] и вызываемых ею следствий, в конце каждой
главы представляемой работы (как своего рода синтез) предпринимается актуализирование материала главы в отношении духовных потребностей и
нравственных установок, предъявляемых христианину, живущему в современном
мире. И, без всякого сомнения, благодаря этой актуализации многообразнейшего
духовного наследия своих святых, христианская Церковь как на Востоке, так и на
Западе находится в живой и непрестанной связи с Вечным Источником питающей Ее
Божественной Благодати.
С научной же точки зрения наличие в каждой из рассматриваемых в работе тем
актуализирующего момента позволяет достичь двойного эффекта: с одной стороны,
проблематика работы переводится в область действия конкретной дисциплины
(психологии религии), с другой, — сама работа заметно оживляется, отходя от
беспристрастного подхода аналитического религиоведения, стремясь к полноте
переживания богообщения, что является критерием настоящей христианской
теологии.
Необходимость в появлении работ, предпринимающих рассмотрение духовного
наследия отдельно взятого святого (в конкретном случае — святой) в подобном
ключе, давно назрела. Отечественная богословская мысль находится уже в
совершенно иных условиях и развивается в заметно иных направлениях, чем,
скажем, в конце XIX-первой половине ХХ века. Нет теперь потребности (да и
большого смысла) замыкаться в самой себе, определять соборность и богоносность
сугубо национальным или географическим ареалом и т. п. Сегодняшнее
плюралистическое, многонациональное и мультирелигиозное общество обладает уже
интуитивной способностью отличать проявление настоящего здравого патриотизма
от искусственно возбуждаемой ксенофобии и разжигаемой религиозной розни.
Манкирование вдумчивым ознакомлением с мировым культурным достоянием,
философская безграмотность, отсутствие необходимой доли терпимости — настоящий
позор для любого интеллигентного человека, особенно для христианского
богослова в современной России. Крайне важно теперь, вместо принципиального
отрицания общих с западным христианством корней, суметь, наконец, понять то, ч
т о о б ъ е д и н я е т всех верующих во Христа, прежде чем
усиленно искать различия. И тогда провозглашаемое Символом Веры общение святых
уже наверняка будет понято нами уже совсем по-новому.
