В.Синицин. Святой Альберт: великий представитель философии магистров

Введение

Цель данной работы – дать более широкое представление о
философских взглядах выдающегося учёного Средневековья, которые, далеко выходя
за сложившиеся представления о схоластике и схоластах, открывают нам очень
много интересного и полезного в области диалектики (в смысле искусства
построения доказательств, выявления закономерностей, связей и вытекающих
отсюда заключений). Мы можем также наглядно проследить его новаторское
стремление адаптировать в рамках схоластики аристотелевскую онтологию,
соотнеся её с христианскими представлениями о личном Боге, личной душе и
сотворённом космосе. Но что же означает само понятие "философия магистров"?

Порою отмечают, что "деятельность университетов сопровождалась двумя
эффектами: первый – это рождение некоего сословия учёных, священников и
мирских людей, коим Церковь доверяла миссию проповедования истин откровения.
Историческое значение этого фенумена состоит в том, что и по сегодняшний день
официальная доктрина Церкви должна и может быть доверена церковным иерархам.
Магистрам официально разрешалось обсуждать вопросы веры. Святой Фома, Альберт
Великий и Бонавентура будут названы позже «докторами Церкви». Наряду с
традиционными двумя властями – светской и церковной – явилась третья – власть
интеллектуалов, воздействие которых на социальную жизнь со временем
становилась всё ощутимее. Второй эффект связан с открытием парижского
университета, куда стекались преподаватели и студенты в с е х сословий.
Университетское сообщество с самого начала не знало кастовых различий". [9,
88]  [1]

Несомненно, что Альберт, носитель знатной графской фамилии, монах-проповедник
и профессор философии и богословия в Париже – имел самое непосредственное
отношение к обоим этим эффектам. Он их создавал и активно формировал. Поэтому
работа и рассматривает основные вопросы, которыми занимались и просто не могли
не заниматься магистры-философы того времени: Бог, человек, красота,
окружающий людей мир. Умозаключения на стыке философии и богословия, биологии
и физики так удивляющие нас сегодня, были типичны для тех, кто смотрел на мир,
"сквозь библиотеку". Причём "призмы" Священного писания, Платона и, особенно в
XIII веке, Аристотеля имели при этом наибольший авторитет и чтились, как
правило, больше всех иных.

На первый, весьма поверхностный взгляд, может сложиться впечатление, что
Альберт только то и сделал, что дал основы Фоме Аквинату для его будущего
схоластического синтеза, да привил любовь к великому Стагириту
[2]
, что потом их
пути разошлись: Фома продолжал создание своей Суммы, где великолепно
гармонизовал и упорядочил «множество» в единстве философской мысли, а Альберт,
оставшись «за бортом» томистской системы, не смог уже использовать свой,
некогда универсальный ум, иначе как только на разведение зимних садов,
собирание камней, наблюдение за белками в окрестных лесах, да на призывы к
крестовым походам.

Но все не зря он был прозван великим (magnus) и всеобъемлющим (universalis). В
плеяде философов-магистров, Альберт занимает совершенно особое место и в любом
случае имеет право рассматриваться в истории как вполне оригинальный
мыслитель. Он мыслил независимо и творчески, несмотря на то, что многие
противники называли его в философии «аристотелевой обезьяной». Никто не
толковал учения Аристотеля более свободно и смело чем он». [13, 185] Но все
попытки вписать его в рамки каких-то общих тенденций развития мысли, были, как
правило бесплодны.

Папа Иоанн Павел II в Кёльне в канун 700-летия со дня смерти великого схоласта
сказал о нём следующие слова: "Альберт пошёл средним путём между крайностями.
*Благодаря ему* была признана истинность веры, основывающейся на разуме. Она
была принята, дополнена, скорректирована и развита в своей собственной
рациональности. Именно так она сделалась собственностью христианского мира.
Христианский мир таким образом обогатил своё необыкновенное понимание
действительности; притом, он не должен был отказаться ни от одного из важных
элементов своей традиции или же основ веры. Так Альберт обосновал статут
христианского интеллектуализма, принципы которого должны действовать также и
сегодня". [19, 65]

Возвращаясь к названию данной работы, хотелось бы отметить, что Понимание
философии Альберта Великого как «философии интеллектуального оптимизма»,
философии учительства пожалуй, лучше всего выражает взгляд любознательного
учёного-христианина на этот мир, на место и роль мудрости в нём. Мудрости как
божественной, так и человеческой.

Настоящая работа – ещё одна попытка показать, что христианский оптимизм
всеобъемлющего доктора ставит мудрость, основанную на Высшем Разуме и
освящённую верой на первое, более высокое место, в сравнении с мудростью
«научной».

Обращение к наследию святого Альберта особенно актуально сейчас. Именно в
нашей стране к схоластике относились, мягко говоря, прохладно. Временами её
просто недолюбливали и старались не замечать, временами – откровенно
насмехались, называя «орудием затуманивания мозгов», но, очень редко пытались
вникнуть в её суть. А ведь эти, на первый взгляд сухие и далёкие от «реальной»
жизни метафизические проблемы (quaestiones), решаемые схоластами XIII – XIV
веков, были настолько важны на пути к истине, делающей человека свободным.
(ср. Ин 8, 32) [3], что представители различных философских школ и течений
вступали часто в весьма жаркие прения, приводившие нередко к обвинению друг
друга в ереси, что относилось уже, впрочем к области богословия.

Кроме того, учитывая, что в отечественной переводной литературе вообще крайне
скудно представлено философское наследие св. Альберта, необходимо рассмотреть
его более широко и чётко (насколько, разумеется позволяет объём работы),
пользуясь по преимуществу иностранными источниками. Действительно, в России
любили писать о нём как о химике и биологе, геологе и ботанике, но философия
святого доминиканца была словно табуирована. Она удостаивалась лишь нескольких
жалких строк в словарях и справочниках, да и то чаще всего в связи с именем
Фомы. Редким исключением стала, пожалуй, «История средневековой философии»
Штёкля, изданная ещё до революции и на сегодняшний день, по мнению некоторых,
например М.А. Гарнцева, "безнадёжно устаревшая".[6, 493] Переведённые же
недавно на русский язык весьма общие, обзорные труды Коплстона, Реали и
Антисери, которые использовались и при написании данной работы, разумеется, не
дают глубокого анализа философии какого-то конкретно взятого автора. Остаётся
надеяться, что глубокие исследования трудов Альберта Великого, изданных на
русском языке, – дело недалёкого будущего.

Эта работа также не может претендовать на фундаментальное исследование, но по
сути является опытом компиляции всего того материала, который каким-то образом
касается философской системы Альберта. Работа в какой-то мере коснётся и
вопроса взаимоотношений неоплатонизма и аристотелизма в средневековой
философии. Хотя, благодаря переводам Порфирия и Боэция Европа была уже в
какой-то мере знакома с Аристотелем (в частности с его «Логикой»), именно
Альберта и его выдающегося ученика из Аквино принято считать теми, кто во всём
блеске явили образованному миру то, что античная мудрость в состоянии не
только не противоречить, но и служить проповеди Христа. Постепенно становилось
ясно, что «философская классическая мысль не что иное, как драгоценность,
магический кристалл, волшебный свет которого делает возможным проникновение в
глубины христианства».[9, 89]

Платонизм и неоплатонизм был воспринят Церковью через святого Августина, а
труды Аристотеля переосмыслены и заново истолкованы неутомимыми
магистрами-схоластами. Вот что говорит по этому поводу, например, Бертран
Рассел: «Доминиканцы посвятили себя тому, чтобы примирить Аристотеля со
Христом. Альберт Великий и Фома Аквинский (они оба принадлежали к
доминиканскому ордену) выполнили эту задачу столь успешно, как это только было
возможно сделать.[8, 469]

Интересно взглянуть, особенно сейчас, когда, дух релятивизма проник, кажется,
почти во все сферы, человеческой жизни на плоды этой деятельности. На то как в
течении веков в зеркале схоластической традиции отражались лучи философской
мысли человека, для которого Бог всегда останется непостижимой тайной, но
тайной привлекающей, зовущей живой. Возможно, когда-нибудь, оправившись от
чрезмерной самонадеянности, человечество вновь откроет для себя ценности
"мудрого учительства", увидит себя включёнными во всеобщую вселенскую
иерархию, премудро устроенную любящим Богом, ощутят себя, наконец, любимыми
детьми Небесного Отца. И, пока есть на свете такие же люди как Альберт и Фома,
радость познания мира и благодарности Творцу не оставит нас.

 

I. ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ В ХРИСТИАНСКОЙ ЕВРОПЕ ДО XIII ВЕКА. 
РЕЗУЛЬТАТЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ДОМИНИКАНСКИХ СХОЛАСТОВ.

 

В этой главе хотелось бы показать историю процесса изменения философской мысли
в средние века. Также посмотреть на отношение Церкви к этому «смещению» в
сторону аристотелизма, учитывая то, что при всей своей новизне и необычности,
глубинного и глобального изменения в менталитете оно всё-таки не повлекло. До
антропоцентризма нового времени было ещё далеко. Центральным объектом в поле
зрения философских исканий как неоплатонизма Отцов Церкви, так и аристотелизма
схоластов продолжал оставаться Бог. Но здравый подход Перипатетика к
окружающему миру, неутомимая любознательность, прозвучали в унисон с чаяниями
и идеями интеллектуалов средневековья, встретили неподдельный интерес и нашли
горячую поддержку. Появление таких личностей как Альберт и Фома не было
случайностью. Они, оценив все достоинства онтологии Аристотеля, сумели,
применив её к Единому Вечному Богу, обогатить, украсить и развить христианскую
мысль в невиданном ранее направлении.

Примером постепенного изменения отношения Церкви к философским течениям, может
быть история проникновения в средневековую философию Аристотеля. Изначально
философия Церкви была неоплатонической. Неоплатонизм лучше всего отвечал
потребности возношения души к Богу, отречения от дел земных. Первым, кто ввёл
Аристотеля в западную философию, был Боэций (480 – 524 гг.), римский консул,
советник Теодориха, царя Остготов. Спорный и не поддающийся исследованию
вопрос, какие именно произведения Аристотеля перевёл Боэций на латынь. Одни
думают, что им были переведены все важнейшие произведения, другие считают, что
он ограничился только логикой. В начале XII века Абеляр знал только две книги
логики. В середине XII века был известен уже весь "Органон" Аристотеля. Это
явилось основой разделения на старую и новую логику. Первая охватывала
"Категории" и "Об истолковании", другая — первую и вторую "Аналитику", логику
[4]
и " О софических опровержениях".

Уже в середине XII века логика Аристотеля столкнулась с большим сопротивлением
мистиков и аскетов. Им казалось, что введение в веру рационального элемента
небезопасно. Несмотря на это вся логика Аристотеля была постепенно принята без
значительных проблем. Работы о природе и метафизика Аристотеля начали
осмысливаться средневековьем только в начале XIII века. Это вызвало глубокое
беспокойство, поскольку ещё в прежние времена сложилось представление, что
философия Аристотеля во многих существенных пунктах расходится с христианской
верой.

Читайте также:

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *