Ю. Рыжов. Христианство и маргинальность
ХРИСТИАНСТВО И
МАРГИНАЛЬНОСТЬ
Доклад,
прочитанный на международной научно-богословской
конференции
«Вера. Диалог. Общение», Москва, 24-26 сентября
2003 г.
Тематика доклада «Христианство
и маргинальность» затрагивает один из
аспектов проблемы взаимоотношений
христианства и современной культуры, без
решения которой между ними невозможен
плодотворный диалог. В сегодняшней России
проблема маргинализации населения – одна
из самых актуальных, что связано с
радикальными преобразованиями в
общественной и культурной жизни,
приведшими к относительной духовной
свободе и к формированию различных
субкультур – с одной стороны, но также – к
социально-экономическим кризисам и к
состоянию неуверенности, неопределенности
– с другой. Поэтому Церковь не может
оставаться равнодушной к феномену
маргинальности, но должна, по крайней мере,
попытаться дать ответ на очередное «знамение
времени». По мнению же современного
богослова Г. Кюнга, «не эллинистическо-схоластические
догматические формулировки, не модный
философско-теологический жаргон, а по
возможности общепонятный язык
современного человека – задача, достижение
которой оправдывает самые напряженные
усилия» [1]; поэтому концепция
маргинальности может оказаться весьма
полезной для современной «инкультурации»
христианства.
Впрочем, не
относится ли само понятие «маргинальность»
к своего рода «модному философскому
жаргону»? Думается, что нет. Концепция
маргинальности разрабатывалась в
различных областях гуманитарного знания,
по крайней мере, с 1930-х гг., и за это время
успела приобрести заслуженную известность.
Напомним, что под словом «маргинальность» (от
лат. margo — граница, marginalis — находящийся на
краю) в современной философии,
культурологии и социологии обычно
понимается пограничное положение личности
или группы по отношению к какой-либо
социально-культурной общности. Это понятие
подчеркивает особый социальный статус (обычно
— низкий), принадлежность к меньшинству,
которое находится на границе или вне
социальной структуры, ведет образ жизни и
исповедует ценности, отличающиеся от
общепринятой нормы.
Первоначально
феномен маргинальности трактовался как
промежуточность положения человека (прежде
всего – иммигранта), одновременно
существующего в двух разных культурных
группах. Но сегодня маргинальность
понимается как универсальный культурный
феномен, коренящийся в групповых условиях
человеческого существования [2]. Можно
обнаружить корреляцию с понятием «маргинальность»
в терминах «отчуждение», «одиночество», «нетипичность»,
«инаковость» и т.д.
Поэтому не
удивительно, что применительно к
современной российской реальности многие
исследователи говорят о «всеобщей
маргинализации». Это подразумевает упадок
культуры, дезинтеграцию общества, сложную,
расплывчатую и крайне неустойчивую
структуру социальных групп. Более того, под
понятие маргинальности возможно подвести
любое отклонение от нормы. При этом, правда,
не всегда понятно, что же собой
представляет пресловутая «норма» и кто ее
устанавливает.
Из
многообразных видов маргинальности нас
особо интересует маргинализация по
религиозному признаку, относящаяся к «сознательно
выбранной маргинализации» (термин Л.М.
Банниковой). В социологии религии
происхождение и развитие тех или иных
религиозных сообществ объясняется, главным
образом, депривацией, т.е. любым состоянием,
которое порождает у человека или группы
ощущение собственной обездоленности по
сравнению с другими людьми или группами.
Обычной реакцией на депривацию является
поиск новых ценностей, новой веры, смысла и
цели существования. Кажется очевидным, что
наличие той или иной формы депривации
приводит к последующей маргинализации
личности или группы. При этом человек может
даже гордиться своим новым – маргинальным,
с точки зрения внешнего наблюдателя –
статусом.
Вспоминаются слова К.
Костюка, который, размышляя о социальной
базе православного фундаментализма, пришел
к следующему выводу: «“бабушки” являются
“маргиналами” по возрасту, “богословы”
являются маргиналами по отношению к
секулярно оформленным каналам передачи
знания в обществе (наука и массмедиа), “монахи”
есть добровольные анахореты, “духовенство”
– маргиналы “профессионального мира”.
Маргиналами по определению являются и “неофиты”.
Да и в целом наше общество, пережившее
радикальный слом социальной и ценностной
системы, может быть обозначено как
маргинальное» [3].
Вышесказанное
относится, прежде всего, к православию,
которое обычно не ассоциируется с
маргинальностью. Тем не менее, хотя более 70%
россиян относят себя к православным, лишь
3,6% из них регулярно посещают церковь (раз в
неделю и чаще, среди них абсолютное
большинство – пожилые женщины), около 5,8% —
раз в месяц, 20,3% — по большим религиозным
праздникам и 23,3% — раз в год и реже. Большая
часть прихожан храмов (67%) не причащается, а
около половины (43,3%) людей, назвавших себя
верующими православными, практически
никогда не посещает храм [4]. Таким образом, «воцерковленные»,
практикующие православные являются
несомненными маргиналами с точки зрения
современного секулярного общества. Тем
более это относится к «инославным»
российским христианам – католикам и
протестантам. Впрочем, принадлежность к
православию в этнокультурном плане
всячески поощряется (на этом фоне появление
«православного атеиста» А. Лукашенко – не
исключение, а, скорее, закономерность).
Главная
же проблема заключается в том, что каждый
верующий должен постоянно выбирать между
своими христианскими убеждениями и
системой нехристианских культурных,
общественных «ценностей» (а то и «антиценностей»),
навязываемых ему извне, пытаясь для себя
лично ответить на знаменитый вопрос
Тертуллиана: «Что общего между Афинами и
Иерусалимом?»
По мнению
немецкого христианского философа Г.
Рормозера, «поскольку мы живем в
постхристианскую эпоху, перед нами
возникают значительные трудности. Они
состоят в том, что сегодняшний мир не
назовешь огульно христианским или
нехристианским. С неуловимой
амбивалентностью, как в сумерки, с
легкостью хамелеона одно перетекает в
другое. Объективность этой ситуации и
затрудняет нашим христианам правильный
выбор» [5]. Если ранней Церкви противостоял
явный противник – откровенно языческая
Римская империя, то в сегодняшней «постмодернистской»
культуре с христианством редко ведется
открытая борьба: просто ему отведена роль
одного из многочисленных «языков» описания
действительности [6]. Быть же христианином
полностью и безоговорочно – участь «маргиналов»,
сознательно выбравших Христа и,
соответственно, отказавшихся от того, что
противоречит этому выбору.
И
тут мы переходим к обозначенной в самом
начале доклада проблеме взаимоотношения
христианства с современной культурой.
Подлинный диалог возможен лишь при условии
равенства его участников, но, как было
показано выше, с точки зрения современного
секулярного общества «воцерковленные»,
практикующие верующие являются
несомненными маргиналами; вести же
разговор «на равных» с маргиналами вряд ли
кто согласится. Далее, для диалога
необходим общий язык участников, но «эллинистическо-схоластические
догматические формулировки» вряд ли особо
понятны большинству современных людей. Что
же касается «готовности выйти из диалога
другим», то такая готовность бывает весьма
редко (причем у обеих сторон).
Если
же посмотреть на эту проблему «sub specie aeternitatis»,
то христиане вовсе не обязаны отказываться
от своих убеждений под влиянием
изменчивого «мира сего». Более того, они
очень часто смотрят свысока на суетных «профанов»,
не разделяющих их точку зрения. Некоторым
верующим непонятен (а еще большему числу –
просто неприятен) циничный язык
современной «постхристианской» культуры.
Соответственно, диалог обречен на провал.
При этом представители тех или иных
субкультур (и прежде всего –
традиционалистской ориентации) могут не
ощущать себя маргиналами, считая свои
системы норм и ценностей единственно
правильными. Сложившуюся ситуацию хорошо
иллюстрирует известный анекдот о рядовом
Смите, который упорно продолжает идти в
ногу, тогда как вся рота идет не в ногу. А тот
факт, что некоторые христианские общины и
церкви сознательно загоняют себя в «культурное
гетто», объясняет «закон Лотмана», звучащий
в формулировке Ю.А. Шрейдера так: «в
кризисные периоды определенные пласты
культуры подвергаются давлению, снижающему
их естественное разнообразие за счет
исчезновения «крайних элементов», резко
отличающихся от среднего уровня в
положительную или отрицательную сторону.
Тем самым, уменьшение разнообразия,
отторжение всего отличающегося от
заурядности – является важным признаком
кризисного состояния» [7].
Конечно,
есть множество современных христианских
апологетов, а также просто верующих, вполне
сносно общающихся с современной культурой.
Так, по совету Т.М. Горичевой, «православному
необходимо быть современным прежде всего
затем, чтобы четко осознавать, чему и как
противостоять в борьбе за чистоту
Православия» [8]. Но вряд ли это можно назвать
подлинным диалогом.
Другой
аспект проблемы диалога между
христианством и современной культурой –
это неоднозначность (и даже –
принципиальная невозможность строгого
определения) понятия «нормы». Ведь
маргинальность той или иной группы
определяется, в частности, по ценностям,
отличающимся от общепринятой «нормы», но
можно ли в плюралистичной культуре
говорить об объективном существовании
ценностей, разделяемых всеми? Если нет,
тогда, может быть, маргинальность – это
просто фикция? Скажем, есть множество
локальных культур, каждая из которых
равноценна и имеет право на существование…