Ю. Рыжов. Христианство на переломе времен: между традицией и модерном

 ХРИСТИАНСТВО НА ПЕРЕЛОМЕ ВРЕМЕН:
МЕЖДУ ТРАДИЦИЕЙ И МОДЕРНОМ

(Материалы третьей научной конференции преподавателей и студентов
14-15 марта 2002. — Новосибирск, Новый сибирский университет, 2002. С. 171-175.)

Мы живем в переломное время, когда меняется не только
внешний облик мира, но и сам человек, его мировоззренческие установки.
Разрушаются прежние системы ценностей, появляется новое общество со своими
законами развития и функционирования, причем христианство продолжает играть
важную роль в мире, в том числе – и в России. Поэтому представляет не только
теоретический, но и практический интерес рассмотрение христианского
традиционализма, являющегося не только культурной, но и социально-политической
проблемой, а также модернизма, мало-помалу прокладывающему себе дорогу в нашей
стране.

Прежде всего, следует определить, что же понимается под
традицией. Латинское слово “traditio” можно перевести как “передача, предание”.
Но в каждой из религиозных, философских и культурных систем в определение
традиции вкладывается свой особенный смысл. Так, традиционализм как философское
учение (представлен прежде всего Р. Геноном и М. Элиаде) утверждает, что
человечество проходит путь от полного совершенства к полному упадку, причина
которого – забвение некой Традиции. Традиция, Священное (Сакральное) постоянно
противопоставляется светскому, профанному. При этом Традиция если и не является
полным синонимом Священного, то, по крайней мере, неразрывно связана с
сакральной сферой культуры. Что же касается демократии, науки и прогресса, то
эти понятия безоговорочно относятся традиционалистами к области профанного, а
значит – не только недостойного внимания, но и вредного.

Для христианства (а также для иудаизма и ислама) понятие
Традиции также очень важно, но здесь она связана прежде всего со
сверхъестественным Божественным Откровением, данным людям через пророков.
Поэтому для этих религий традиционализм – это верность Божественному Откровению
(как в вероучении, так и в жизни), правильная его интерпретация и бережное
сохранение (разумеется, с последующей передачей потомкам).

В недрах монотеистических религий обычно зарождаются и
фундаменталистские движения. Если в обыденном сознании традиционализм
связывается со стремлением сберечь то, что обретено человеком, обществом, и
наделяется довольно-таки позитивным смыслом, то фундаментализм воспринимается
заведомо негативно. Его (иногда обоснованно) связывают с тоталитаризмом,
экстремизмом, фашизмом, хотя на самом деле он является идеологической (а вовсе
не религиозной) реакцией на кризис традиционного общества. Поэтому если иногда
традиционализм вырождается в эскапизм (стремление уйти от действительности в мир
иллюзий), то фундаментализм может обращаться к традиции, но свободно использует
ее для достижения новых вполне земных социальных идеалов.

В российских условиях нас мало интересует евангелическая
(протестантская) или католическая версии фундаментализма, но к тревожным
сигналам из православного лагеря прислушаться необходимо. Православная Церковь
претендует на сохранение канонов и традиций христианства, при этом претендуя на
роль “традиционной” государственной религии. Особенностью ныне господствующего
внутрицерковного сознания является неадекватное, превратное понимание традиции
(которая фактически подменяется властью бюрократического авторитета), а на смену
тоталитарной коммунистической идеологии приходит псевдорелигиозный обскурантизм,
выражающийся в идеологической нетерпимости, неприятии науки и культуры,
собственнических интересах Церкви [1]. Что же касается
экуменического, межконфессионального диалога, то здесь Православная Церковь
занимает позицию явно неподобающую “традиционной религии России”, практически во
всем усматривая мировой заговор, а в инославных видя слуг сатаны. ( а это –
типичное сектантское мироощущение и поведение). Сама по себе убежденность в
исключительности своей веры, ее превосходстве над другими – неотъемлемая часть
большинства религиозных систем, а в нашей действительности это приводит к
религиозной ксенофобии, взаимодействующей с ксенофобией национальной, и к
использованию религиозной нетерпимости в идеологии и политической пропаганде [2].

Итак, традиционализм приводит к бюрократизации религии,
когда стремление сохранить влияние любой ценой приводит к подмене церковной
традиции авторитетом иерархического (точнее – бюрократического) аппарата. Как
следствие, религиозный обскурантизм постепенно вырождается в идеологию (обычно –
национал-патриотическую), не имеющую никакого отношения к Церкви. И, наконец,
“застывший” традиционализм мешает культурному развитию как отдельного человека,
так и общества в целом.

Хотя традиция как таковая не исключает развитие (поскольку,
как было сказано выше, этимологически слово “традиция” обозначает лишь идею
передачи), на практике любые, даже самые незначительные нововведения, вызывают
негативную реакцию у консерваторов от религии, стремящихся “втиснуть культурное
развитие в лоно мифа” (П.С. Гуревич). Поэтому в иррациональном
традиционалистском мышлении можно заметить практически полное неприятие
современной культуры: ведь для нее характерны идеи рефлексии и скептицизма,
демифологизации и секуляризации картины мира. Да и само христианство
подразумевает личную связь с Богом и постоянное развитие своего личного
отношения, обогащающего само- и богопознание. В традиционализме же место веры
замещает культ, который отдает человека во власть мифа и ритуала, замещая ими
личную связи с Богом. Сомнения в Боге не возникает, но не возникает и
богопознания.

Неизбежен ли традиционализм? В религии, как и в любой
сложной социокультурной системе, существуют статические и динамические элементы.
Традиционализм, несомненно, является статическим элементом любой религии,
придающей ей идентичность, в этом смысле он неизбежен и даже необходим. Но
существование религии невозможно и без ее динамической составляющей –
модернизма.

Модернизм объективно отражает необходимость изменения и
развития той или иной религии, обновления духовной жизни, поэтому он также
неизбежен. Но основой модернизма, как нам кажется, является субъективность
религиозного опыта. Модернист будет утверждать приоритет своего индивидуального
религиозного опыта, своих переживаний и чувств над некоей жестко
регламентированной традицией, тогда как традиционалист, скорее всего, пожертвует
своим духовным опытом, если он идет вразрез с традицией. В контексте модернизма
вера принимает глубоко индивидуализированный характер. Как следствие, происходит
различение веры и религии. Если вера понимается как нечто внутреннее, присущее
человеческой природе, отражающее субъективность личности, то религия оценивается
как внешний, преходящий, необязательный комплекс идей и ритуалов (часто
подменяющих собой веру). Другим следствием религиозного модернизма является
обмирщение теологии, когда акценты смещаются от трансцендентного (Бога) в
сторону имманентного (мира и человека).

Эти тенденции характерны для модернистских движений в любой
религии, но классическим примером является движение Реформации, которое
воссоздало нормы и ценности первоначального христианства, а также содействовало
развитию европейской культуры в целом. Католичеству и православию еще предстояло
проделать эту работу.

И если для российской религиозной ментальности доминантой
является традиционализм, то на Западе большее влияние оказывает фактор
модернизма. Современная западная цивилизация все еще базируется на христианских
ценностях, а в ее центре находится “автономный человек”, сумевший отказаться от
насильно навязываемого авторитета традиции и сам выстраивающий отношения с Богом
и с миром. Связь этого человека с Богом и Церковью (и вообще с какой бы то ни
было традицией) является не вынужденной (как в прошлом, под давлением той же
традиции), а выбранной свободно и осознанно. Именно это создало новый тип
личности – с высокой трудовой, социальной и моральной этикой, свободной, ищущей,
тянущейся к образованию и культуре, создавшей современную науку.

Но именно модернизм разрушает традицию, вызывает культурный
шок, зачастую ставит под сомнение нравственные основания общества, тем самым
порождая фундаментализм. В эпоху модерна речь идет о настоящей борьбе с
традицией, и в России “проект модерна” еще не завершен. Тем не менее,
одновременно с этим развивается культура постмодерна, опирающаяся на плюрализм и
принцип толерантности. И если Церковь даст себя увлечь
традиционалистски-фундаменталистским движениям в сторону политического и
культурного сектантства, то ее конфликт со всем современным миром будет
неизбежным.

Что же касается постмодерна, то для некоторых христиан уже
одно только это слово ассоциируется с какими-то мрачными инфернальными силами,
хотя буквально оно означает лишь то, что после “модерна” (то есть
“современности”), и не более. Списав все недостатки современной западной
цивилизации на счет либерализма, традиционалистские силы проклинают постмодерн и
требуют подчинения индивида государству [3].

Терпимость к инакомыслию, плюрализм мнений принципиально
дороги не только для постмодернистского, но вообще для либерального сознания. А
традиционалистское, консервативное сознание исходит из приоритета общности над
групповыми и индивидуальными интересами. Но поскольку общество — не субъект, и
не может иметь каких-то своих интересов, отличных от интересов составляющих его
индивидуумов, то сразу же возникает вопрос: кто будет устанавливать эти самые
общественные приоритеты? Ведь править от имени общества и выдавать свои интересы
за общественные хочется многим. На наш взгляд, можно говорить о неизжитом
“комплексе Платона” у подобных “философов”, а точнее сказать – идеологов
(Платон, как известно, в своей концепции идеального (тоталитарного) государства
для философов заготовил теплое местечко у кормушки).

Так или иначе, в российском православном традиционализме
патриотизму придается основополагающее значение, как и его корням –
“историческому сознанию” нации. Поэтому наши доморощенные “традиционалисты” и
“консерваторы” отрицательно относятся к западным либеральным ценностям. В то же
время большинству из них присуще почтительное отношение к христианству (но
только в православном варианте!), да и то лишь потому, что оно “традиционно” и
может обеспечить политическую и духовную общности нации. Фактически, при таком
подходе религия занижается до уровня идеологии.

Конечно, нужно признать, что оборотной стороной открытости и
расплывчатости постмодернистского сознания зачастую является отсутствие
какого-либо твердого основания для мировоззрения. С другой стороны, стратегия
постмодерна состоит не в утверждении деструкции в противовес созиданию, а в
дистанцировании от самих оппозиций “разрушение – созидание”, “традиционализм –
модернизм” и т.п. Для религии постмодерн не значит антимодерн, столь характерный
для религий прошлого, но и не ультрамодерн: ведь именно в постмодерне
преодолеваются позитивистски-прогрессистские установки модернизма [4].

И хотя сама парадигма постмодерна находится в процессе
становления уже видны ее некоторые специфические характеристики: адогматизм и
плюрализм, экуменизм, секуляризация и включенность религии в современный
культурный контекст, принятие ценностей либерализма и индивидуализма,
обращенность к человеку, принципиальная незавершенность и открытость.

Сегодня христианство уже не может претендовать на
идеологическое господство, и в этом смысле утрачивает свои позиции. Но в то же
время оно имеет свою нишу в плюралистическом постмодернистском мире, на которую
никто не претендует (в том числе — и наука) [5]. Поэтому
христианство имеет уникальную возможность обратиться к насущным проблемам
человека и секулярного мира, что позволит актуализировать христианское
мировоззрение и превратить его в подлинную духовную основу человеческой жизни.
От этого зависит, станет ли Россия более свободной, духовной и гуманной страной,
или же вновь будет отброшена в своем развитии на много лет назад.

Читайте также:

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *