В ПЕРСПЕКТИВЕ БЕЗЫСХОДНОСТИ

Изучение жизненной перспективы несколько неожиданно — хотя,
пожалуй, и закономерно — подвело меня к одному из ключевых для ее понимания
понятий — безысходности (ключевого, по крайней мере, в русском варианте).
Помнится, осознание безысходности стимулировалось и прекращением выхода журнала
“Alter Ego”,
некогда популярного среди интересующихся практической психологией, — как раз на
том номере, где должна была быть моя статья — совсем о другом, но начиналась она
рассуждениями о семантике жизненного пути:

“Путь — это всегда путь куда-то. Даже в варианте “Цель —
ничто, движение — все”, ничтожество неназываемой цели не отменяет ее
существования…” Много ассоциаций у меня вызвал замечательный болгарский термин
“жизнено равнище”(жизненный путь). “Жизнь прожить — не поле перейти”, вспоминала
я, и еще — “и кто принудит тебя идти с ним поприще, иди с ним два”, а тут уж
один шаг до наших соседей по жизненному пути, стремящихся нас уравнять и
подравнять под себя, ревнителей равенства. Работа над книгой о разнообразии в
искусстве и культуре открыла мне еще один оттенок смысла — жизнь как вечная
борьба с энтропией, с усреднением, с возвращением к менее сложным, более
вероятным состояниям.

Самая лихорадочная активность, самые нечеловеческие усилия,
самая глубокая апатия — все едино перед лицом безысходности, и здесь она
выступает как другое название для Энтропии, равно “приветствуя своей
всепоглощающей и миротворной бездной”(Тютчев).

С точки зрения синергетики личность растет и развивается,
уподобляясь “диссипативным структурам”, непрерывно усложняясь и черпая энергию
роста из своего окружения. “Нормальное” состояние личности, “прямая перспектива”
— не стоять на месте, непрестанно совершенствоваться, к чему-то стремиться, на
что-то надеяться. Но некоторые состояния, чувства, стили поведения и жизни в
целом задают “обратную перспективу” жизни, и не последнее среди них —
безысходность.

В перспективе безысходности “насущное отходит вдаль, а
дальность, приблизившись, приобретает явность”(Гете). Оказываются возможными
неканонические ценностные иерархии и жизненные перспективы. Настоящее и будущее,
съежившиеся до размера шагреневой кожи, могут оказаться заслоненными разросшимся
до предела прошлым. Или наоборот: “светлое будущее” превращает в пустыню другие
участки жизненной перспективы, подобно тому как булавочная головка, нагретая до
температуры Солнца, могла бы выжечь все вокруг на сотни километров. Обычно
считается, что в состоянии безысходности будущего не существует, — однако,
похоже, ее неумолимость может ограничиваться одним лишь прошлым (в котором
ничего нельзя исправить), одним лишь настоящим (когда выхода нет и не
предвидится, “Но где-то есть другая жизнь и свет Прозрачный, теплый и
веселый…”—Анна Ахматова), оставляя возможность будущего (как оставляет будущее
Медея — Язону).

Одно из следствий состояния безысходности — образование
своего рода “странного аттрактора”, невидимо направляющего из будущего поступки
и выборы дня сегодняшнего. Конечно, таковы свойства не одной лишь безысходности,
— в большей даже степени на роль аттрактора годится сознательное выстраивание
собственной жизни (или — бессознательное подстраивание, подражание). “Я
будущее”, “Я идеальное” оказывается более реальным и значимым на весах принятия
жизненно важных решений, чем актуальное “Я”.

Одной из недостижимых, но привлекательных целей, потенциально
выводящих за пределы собственной жизни, является бессмертие. Но сколь многими
проницательными философами и писателями отмечалась безысходность бессмертия!
Смерть как исход, как выход, как выход из напряженной и долгой игры стала
осознаваться далеко не сегодня. Еще в одном из самых древних дошедших до нас
текстов находим:

Мне смерть представляется ныне
Исцеленьем больного,
Исходом из плена страданья.

Мне смерть представляется ныне
Благовонною
миррой,
Сиденьем в тени папируса, полного ветром.

Мне смерть представляется ныне
Торной дорогой,
Возвращеньем домой из похода.

Мне смерть представляется ныне
Небес проясненьем,
Постижением истины скрытой.

Мне смерть представляется ныне
Домом родным
После долгих лет заточенья.

Сама безысходность безмерна и неопределенна. Не может быть
большей или меньшей безысходности. Это как бесконечное множество, как сама
бесконечность.

Удивительна эквифинальность путей, ведущих в безысходность.
Безразлично, каким путем получена арифметическая бесконечность: умножением
бесконечностей же или делением малого — вообще на нуль.(Лента Мебиуса как самый
прямой путь в безысходность). Одномерный человек — вышел из нее или в ней
пребывает? Субъективно — нет. Объективно — степеней свободы у него неизмеримо
меньше, чем у многомерного.

И есть ли что-то внеположное безысходности? Оппозиция
внешнего и внутреннего снимается ею: подступает изнутри и незаметно заполняет
собой все внутреннее пространство, все нутро; и извне напирает потихоньку, и вот
уже она всюду, как Великая Кривая в “Пер Гюнте”: “Кривая не бьется. Без борьбы
побеждает Кривая”.

Психосемантическое пространство, заполненное безысходностью,
теряет размерность. Измерения редуцируются, подобно “свободным радикалам”
блуждают в хаосе. Безысходность обладает свойством голограммы, из малейшего
обломка восстанавливаясь во всем своем объеме и силе. Как в сказках и легендах,
— злые силы нельзя победить, если, к примеру, все до единой не уничтожить
бусинки, иголочки, огоньки и.т.п. (множественные личины зла), в которые
обращаются демонические силы.

“Кто ищет, вынужден блуждать,” — говорит Фауст у Гете. В
самой идее блуждания, поиска содержится предположение — или даже обещание —
возможного выхода. Если же выхода в принципе нет, все метания, ошибки и находки
теряют смысл. Но, может, лучше идти от обратного — смыслоутрата, распад
целостности мира, потеря точки опоры и ориентиров прямо ведут в безвыходность и
безысходность?

И все же можно попытаться дать пусть не классификацию, но
хотя бы дихотомии… (очерчивающие, определяющие безысходность? Скорее меловым
кругом обводящие защищающую от нее линию). Итак:

Безысходность:

• индуцируемая и имманентная;

• скрытая и явная;

• реальная и мнимая;

• истинная и ложная;

• классическая и неклассическая;

• эфемерная и фундаментальная, постоянная;

• пьянящая и отрезвляющая;

• экстатическая, ошеломляюще-яркая — и привычная, обыденная;

• недостижимая в своей полноте и завершенности — и
  всепоглотившая, неизменная в своих границах (в их отсутствии);

• обещающая и взыскующая;

• настигающая, как рок — и затягивающая, обволакивающая,
  одолевающая исподволь;

• острая, пульсирующая, почти непереносимая — и дремлющая,
  ноющая, притихшая (вообще зубная боль — один из самых коротких путей к
  безысходности);

• ускользающая, отступающая — и надвигающаяся,
  приближающаяся…

Отметим отдельно близость безысходности одиночеству. И вместе
с тем ничто так не сближает, как безысходность, — место гарантированной встречи
всех и вся.

Отметим и серьезность безысходности. Юмор начисто отсутствует
в ее царстве. Тем самым нет и эротики (если рассматривать юмор как мягкую форму
эротики и аутоэротики). Однако внеположность безысходности и эротики вовсе не
исключает тупиков безысходности, в которые упираются эротические грезы и
реальности.

Можно говорить о безысходности благоприобретенного или
врожденного бесстрастия, но и — страсти. О безысходности бездарности. Но и
талант нередко оказывается в безысходном положении (в безысходности другого
порядка, чем бездарность). О безысходности безразличия (энтропийного), но и —
трагически непреодолимых различий.

Если же попробовать разложить синестетическую сущность
безысходности на составляющие, то мы увидим, что она скорее холодная, чем
жаркая; скорее плотная, чем прозрачная; скорее ахроматическая, чем цветная. Она
сродни ночи, сумеркам, затмению, но и — беспощадному яркому свету.

Скорее горькая (но и — сладкая), скорее тяжелая (но и —
легкая “невыносимой легкостью бытия”), скорее туманная (но и — ясная),
безысходность ускользает из всех проверенных сетей и ловушек определений,
разрушает их, как плавление — структуру кристаллов. Безысходность — одно из
агрегатных состояний души, стремительно (хотя что все это перед лицом вечности!)
утрачивающей стремление, цель, структуру, различия…

Подобно тому, как сотни миллионов лет назад предки человека
перешли из гомогенной водной среды на сушу, так человек из гомогенности
безысходности усилием может выйти на твердь определенности, пути, цели. Но это
уже другая история…

Октябрь-декабрь 1999 г.