Дворцовая академия

Эйнгард в своей «Жизни Карла» рассказывает (а Валафрид в комментарии к ней подтверждает) о том вкусе и к литературе, и наукам, который господствовал при дворе императора. «Из всех государей он был самым жадным в поисках [людей] знающих и в побуждении их к философствованию. И потому царства, порученного ему богом, туманный и, так сказать, слепой простор он как бы осиял новым излучением всей науки, до тех пор неведомой этому варварству» (Валафрид). Менее цветист, но более конкретен Эйнгард. Говоря о самом Карле, он замечает, что «император немало трудился над изучением чужих языков, из которых латынь усвоил почти как свою речь, по-гречески же только читал». Тот же Эйнгард говорит о занятиях Карла у Петра Пизанского грамматикой, у Алкуина – иными науками: риторикой, диалектикой, астрономией. Из блиставших при дворе или. как ее называли, в Дворцовой академии – Academia Palatina – поэтов следует назвать Ангильберта, получившего прозвание «Гомера», Петра Пизанского – «Назона», Теодульфа, епископа Орлеанского. Сам Карл получил в этом придворном кругу прозвище «Давида», а также «Августа». Здесь были в ходу подражания Вергилию: пасторальная поэзия в диалогической форме. Но для нынешнего читателя ценнее и интереснее сравнительно с этой пиитической продукцией каролингской поры ее богатая содержанием эпистолография и особенно разного рода исторические писания.