Дворец Плятеров
Воевода Мстиславский Плятер пригласил для строительства дворца итальянского архитектора Парако. Такие сведения на протяжении почти двухсот лет кочевали из книги в книгу. В 1984—1985 годах при обследовании памятника реставрационной группой Рундальского музея под руководством Евы Ланцман, хрестоматийные сведения были поколеблены. В первую очередь подверглось сомнению авторство Парако. Но об этом — чуть позже. Чем примечателен типичный дворец польско-латгальского магната?
Во-первых, тем, что дворцы, в отличие от церквей, не имели черт народного творчества. Ополяченная немецкая знать Латгалии была склонна считать себя наследницей рыцарской культуры времен Ливонии. Во-вторых — она стремилась во всем подражать европейским аристократическим вкусам, стремясь не отставать от столиц старого континента.
Генетически дворянское гнездо Латгалии ведет свое происхождение от рыцарских замков. Первоначально — после крушения Ливонского ордена в 1561 году — дворяне жили в этих старых «бургах», постепенно терявших свое оборонное значение.
Новые формы строительства дворцов вызревали постепенно на протяжении всего XVIII века и достигли расцвета только после Северной войны 1700 — 1721 годов. Элементы чистого барокко внедряются лишь в XVII—XVIII веках, обнаруживая этим отставание не только от Западной и Южной Европы, но и от церковного строительства в той же Латгалии.
Тормозила развитие архитектуры дворцов строгость католицизма. С времен Стефана Батория иезуиты зорко следили за тем, чтобы местная знать не выходила в своем стремлении к роскоши за пределы христианских приличий. Такая ситуация сложилась на юге Европы в пору раннего барокко, но в Латгалии она прослеживается даже в XVIII—XIX веках. Барочный храм мог иметь роскошный декор, но дворец магната-католика должен был сохранять строгость убранства.
Краславский дворец Плятеров как бы воочию демонстрирует это правило, которое столь удачно описал немецкий искусствовед Г. Вёльфлин: «Фасад дворца подчинен другим законам, чем фасад храма. Первый истолкован лишь как внешнее украшение здания, которому отвечает совершенно иное внутреннее убранство, снаружи холодная, нерасполагающая к себе торжественность, внутри — пышная, опьяняющая роскошь.
Во времена барокко всякое благородство стало проявляться на испанский лад: тяжелая чопорность в обращении, выработанная сдержанность вместо естественных выражений живого чувства. Общепринятый, равнодушный тон вместо разнообразия индивидуальных оттенков. Этими чертами определялся любой аристократический дворец».
Действительно, от стен ныне полуразрушенного дворца веет официальной холодностью. По своему внешнему облику он — типичная усадьба польского помещика Латгалии. Архитектурно выделенный центральный объем и простые по формам, симметрично расположенные крылья с фланкирующими здание боковыми ризалитами, сообщают облику здания строгость и простоту.
Первые обследования реставраторов в 1984—1985 годах показали, что плятеровские палаты строились в два этапа. Константин Людовик Плятер успел завершить строительство дворца только частично. Первоначально, — рассказывает руководитель исследовательской группы Ева Ланцман, — дворец имел внешний барочный декор, но в конце XVIII — начале XIX века он был перестроен по канонам классицизма.
Самый большой сюрприз ожидал реставраторов внутри здания. Уже в предшествующие годы искусствовед Э. Дубиньш высказал предположение, что под штукатуркой дворца скрыта уникальная настенная роспись. Первые зондажи подтвердили правильность гипотезы, а дальнейшее вскрытие стен превзошло все ожидания: они оказались украшенными настенной живописью, выполненной в позднебарочной манере. Перед реставраторами открылись виды Рима, такие, как Пьяццо Киринале — излюбленные мотивы живописи XVIII века. Краславский дворец оказался единственным дворцом с такой росписью в Латгалии и вторым (после Рундальского дворца работы Ф.-Б. Растрелли) — в Латвии.
Исследовательская работа во дворце Плятеров только начата, поэтому вопросов больше, чем ответов. Было подвергнуто сомнению авторство Парако. Неизвестен и автор росписи. Возможно, им был Гастольди, мастер иллюзорной итальянской школы живописи. Его кисти принадлежит алтарная фреска краславского кафедрального собора. Естественно полагать, что итальянский мастер поработал также во дворце.
Если дворовая, парадная сторона дворца холодна и надменна, то стоит оказаться с парковой стороны дворца, чтобы почувствовать, что ты «дома», «у себя». Отсюда во дворец можно попасть через портик, уютно окруженный полукругом колонн. По склону — к Двине спускается парк, концентрически пересекаемый дорожками. Прямая как стрела бежит вниз к реке узкая каменная лестница, и стоит ступить на нее, как увидишь спрятанные в зарослях буйной зелени искусственные руины. Они были данью моде, порожденной идеями Руссо. В парке все поддерживает настроение элегической сентиментальности, воспроизводит образ чистой, девственной природы, к которой страстно стремится душа, закованная в путы условностей чопорного парадного этикета.
Прогулка по парку открывает немало интересного. Здесь флигеля в романтическом немецком стиле с деревянной решеткой — «фахверком», вплетенной в каменную кладку стен (вспомним, что род Плятеров был немецким по происхождению), хозяйственные постройки с приземистыми, массивными крышами «на лифляндский манер». Уникален дендрологический состав насаждений. Из верхних окон дворца открываются пять видовых лучей: деревья по высоте рассажены так, чтобы не закрывать их. Средний луч ведет взгляд зрителя через Западную Двину к расположенным на той стороне холмам. Два других открывают вид на дальние излучины реки. Крайние направлены в сторону города, причем один из лучей совпадает с главной городской магистралью.
За оградой дворца по улице Пушкина, 11 стоит бывшая библиотека Плятеров, в которой при жизни Константина Людовика было собрано 20 тысяч томов. Позже там размещалась монастырская школа для сирот и детей малоимущих родителей. Трехэтажное здание украшает
по барочному изящно изогнутый центральный ризалит. Углы здания украшают пилястры. Первый этаж более похож на громадный цоколь, на который водружена элегантная двухэтажная барочная вилла. Внешнее убранство библиотеки отражает ее внутреннее решение: два верхних «этажа» внутри не были разделены перекрытиями. Вдоль верхнего ряда окон шла деревянная галерея с книжными полками. Теперь в здании библиотеки — учебный корпус средней школы. До недавнего времени и в центральном здании дворца была школа. Теперь здесь развернуты восстановительные работы.