Латинский язык может дать новую жизнь европейской культуре

Когда монс. Дэниэль Гэллэгер изучал микробиологию в Мичиганском университете, интерес к «основополагающим вопросам» побудил его к одновременному посещению курсов философии и других гуманитарных наук.

После получения диплома он открыл в себе призвание к священству, а также ощутил тягу к латинскому языку.

«Я испытывал жажду по этому языку и по тому, что за ним стоит, то есть по всей западной традиции», – говорит священник.

Сегодня, в возрасте 42 лет, монс. Гэллэгер может следовать обоим своим призваниям, будучи единственным американцем среди семи сотрудников ватиканского отдела латинской письменности, который занимается переводом наиболее значимых ватиканских документов на официальный церковный язык. Помимо других обязанностей, его задачей является составление латинских слов для обозначения новых технологий, например, «discus rigidus» — «жесткий диск» или «aerinavis celerrima» – реактивный самолет.

Кому-то может показаться, что такое занятие, несмотря на свои очаровательные результаты, является бессмысленным анахронизмом для Церкви, насчитывающей 1,2 миллиарда верующих практически во всех странах мира. Почему бы просто не заменить древнюю латынь международным языком XXI века – английским?

По мнению монс. Гэллэгера, поступить так означало бы «оторвать нас от всего, что нам предшествовало». Когда католики молятся на латыни, «они вступают в огромную семью традиции», переживая те же самые чувства, что и их предшественники в вере, когда они пели или читали те же слова.

Признание современного языка общим языком Церкви способствовало бы разрушению единства сегодняшних католиков, поскольку означало бы более привилегированное положение одной части Церкви перед другой. «Латинский – это язык всех и одновременно – ничей язык», – утверждает монс. Гэллэгер. «Ни одна раса, ни один народ не является его хозяином».

Разумеется, латынь сегодня играет гораздо меньшую роль в жизни Церкви, чем это было поколение назад. Её исчезновение из католического богослужения, образования и делопроизводства было лишь одним из множества нововведений, последовавших за Вторым Ватиканским собором, проходившим в 1962-65 годах.

«Вероятно, у людей латынь ассоциировалась с закостенелостью Церкви; Церковь не была гибкой и нуждалась в обновлении», – считает монс. Гэллэгер, признавая, что в то время Церкви «необходимо было установить связь с миром».

«Однако изменения происходили так стремительно, что люди даже не успевали осознать, сколько всего оказалось потеряно», – говорит он. Поэтому полвека спустя «молодые люди ощущают жажду, будучи неспособны установить связь с тем, что предшествовало нам на Западе, как в церковном плане, так и в чисто историческом».

По словам монс. Гэллэгера, Церковь пережила упадок знания латинского языка клиром, но теперь намечается неуклонный рост в этом отношении. Четверть века назад преподавание латыни в большинстве семинарий было весьма неудовлетворительным, но в последние десять лет будущие священники демонстрируют поразительно горячее желание изучения этого языка.

Решение Папы Бенедикта XVI о снятии ограничений с традиционной латинской Мессы в 2007 году определенно способствовало интересу к литургическому использованию латыни, однако нынешнее движение внутри церкви является частью более обширных процессов, отражающих возрождающуюся популярность изучения латинского языка в светских университетах.

«Молодые люди стремятся понять, кто они и откуда пришли, и сами выбирают изучение латыни», – говорит священник.

Католическая Церковь, на протяжении веков бывшая главной хранительницей латинского языка с тех пор, как он стал общеевропейским языком литературы, права и учености, может оказать важную помощь тем, кто желает вновь обрести стержень, некогда соединявший в одно целое раздробленную ныне западную культуру.

Дехристианизированная европейская культура, которая в первую очередь является объектом новой евангелизации, «выросла из культуры, пропитанной латынью», – сказал монс. Гэллэгер. «Поэтому частью реевангелизации этой культуры является восстановление ее связи с латинской культурой в широком смысле этого слова, не только с языком, но и со всей гуманистической традицией, в контексте которой христианское послание возвещалось на протяжении полутора тысяч лет».