Николай Эрдман: Великое унижение
Более чем полстолетний период творчества Николая Эрдмана, включая и фантастический взлет славы драматурга, и еще более невероятное забвение, отразил единственную, но поистине трагическую метаморфозу развития индивидуальности писателя. Я имею в виду целенаправленное отлучение и отучение сатирического таланта от редкостного дара – сатиры. Не будь такой метаморфозы- иссушения, не будь прививки немоты, – кто знает, как и какими путями стал бы развиваться в советской России жанр политической сатиры? Сегодня, оглядываясь в 20–30-е годы, мы должны попытаться понять, почему драматургия, театр лишились, следовательно, лишили и нас, целого направления со времен Кантемира, сделавшегося «живою струею всей русской литературы».
В 20-е годы Эрдман – поэт-имажинист, друг Есенина, Шершеневича, Мариенгофа, щеголь, красавец, остряк, игрок, любимец женщин. Он легко входит в литературную и театральную жизнь Москвы, близко знакомится с Фореггером, Утесовым, Массом, актерами, художниками. Пишет сценки-шаржи, среди которых особенный успех выпал на остроумную пародию «Носорогий хахаль», где автор смеется над спектаклем «Великодушный рогоносец» будущего своего кумира Мейерхольда. Сочиняет сатирические куплеты, слова песенок, мгновенно становящихся популярными, стихи…
Ах, там, где над клочьями грачьих стай Крыши крыльями по небу хлопали,
Облако вытерло начисто Месяцу белые сопли…
Вот портрет Николая Эрдмана тех лет:
«Коля недавно окончил реальное училище, выглядел мальчиком, наверное, впервые надел штатский костюм, но кепка у него была фасонистая, и носил он ее а ля черт побери…».
В октябре 1924 г. в Москве спектаклем «Москва с точки зрения» (авторы – Н. Эрдман, В. Типот, В. Масс) открылся Театр сатиры. Это было веселое и острое театральное обозрение, в котором дарование Эрдмана как политического сатирика не просто угадывалось, но обретало вполне конкретные социальные, злые черты.
Главные герои «Москвы с точки зрения» – обыватели-провинциалы Пуприяки. Семейство из пяти человек приехало в Москву, чтобы завоевать ее и сделаться истинными москвичами. Вокруг Пуприяков и разворачивался незамысловатый сюжет театрального обозрения. Их обкрадывали на вокзале, потом они устраивались на ночлег в перенаселенной коммуналке, затем гонялись за столичными развлечениями, в последнем действии эти новые горожане обивали пороги канцелярии в поисках работы и, не солоно хлебавши, уезжали обратно.
Сегодня, в 1990-е годы, мы вспоминаем лишь об одном юмористическом журнале, считая его едва ли не первенцем новой сатиры. О «Крокодиле», возникшем в 1922 г. Однако советская сатирическая журналистика родилась сразу же после октября 1917 г. Это были такие издания, как «Соловей», на страницах этого журнала появилась частушка Маяковского «Ешь ананасы, рябчиков жуй…»; «Гильотина» (1918), «Красный дьявол», «Красная колокольня» (1918), «Красный перец», «Мухомор», «Бегемот», «Бузотер», «Смехач» и многие другие. В этих журналах начинали Зощенко и Булгаков, Илья Ильф и Евгений Петров; в 20-е годы здесь печатались Аркадий Бухов, Валентин Катаев, Михаил Кольцов, Василий Лебедев-Кумач, Пантелеймон Романов, Вячеслав Шишков. Сама атмосфера начала 20-х годов словно была насыщена разрядами комического, разоблачительно-веселого осмысления не только того, что несла с собою новая экономическая политика, но и того, что рождалось повседневностью, сиюминутными отношениями людей. В эти годы по прямому указанию Ленина велась яростная борьба с бюрократизмом. На страницах сатирических журналов мелькали похожие сюжеты и типажи. От горьковского «Работяги Словотекова» до «Прозаседавшихся» Маяковского. Театр подхватывал эти сюжеты и типажи, чтобы через живое воздействие на зрителя как можно более оперативно откликаться на то, что мешает молодой республике двигаться вперед. Театр служил своему времени.
